12 чэрвеня 2008 г. пачаў працаваць гэты форум.Форум *Літвінская ўніфармалогія* прысвечаны вывучэнню беларускай вайсковай ўніфармалогіі на 18-20 ст.Форум не займаецца прапагандай гітлерызма і сталінізма.
Адпраўлена: 16.02.09 08:23. Загаловак: Невядомая гісторыя вайны 1812 года
История имперских отношений: беларусы и русские. 1772-1991 гг.–Смоленск: Книжный клуб Посох, 2008.
Война 1812 года.
В этой войне московиты сражались за своего царя-крепостника, поляки за возрождение Польши, французы—за военную добычу и славу. А литвины за право на жизнь... Вторжение. В начале XIX века между Францией—с одной стороны, Россией, Пруссией, Австрией—с другой, шла борьба за гегемонию в Европе. В войне 1805-07 гг. Наполеон победил Третью антифранцузскую коалицию. После этого он создал автономное Варшавское герцогство в тех польских землях, которые ранее по трем разделам Речи Посполитой достались Пруссии. Продолжение войны обе стороны считали неизбежным. На территории Литвы (Беларуси) и современной Летувы (Жмуди) осенью 1811 сосредоточились значительные силы московитов. Первая армия Барклая-де-Толли расположенная севернее Немана, насчитывала 120 тысяч человек. Её штаб находился в Вильне. Штаб Второй армии Багратиона (48 тысяч человек), занявшей позиции от Немана до Припятских болот, разместился в Волковыске. Содержание московских войск легло тяжёлым грузом на плечи населения. Средств, отпускавшихся армии на покупку провианта и фуража не хватало, так как значительная часть денег оседала в карманах командиров и интендантов. Голодные солдаты часто грабили местных жителей. 24 июня 1812 года полумиллионная «Великая армия» Наполеона переправилась через Неман. Под ее знаменами, кроме французов, шли австрийцы, немцы, датчане, голландцы, итальянцы, португальцы. И, конечно же, поляки. Московские войска отступали на восток, оставляя врагу опустошенный край. Они сжигали склады, угоняли крестьянскую скотину. Несмотря на это, «Великая армия» непрерывно требовала хлеба, мяса, фуража, лошадей и подвод. Литвинские земли стали ареной кровавых битв. За время наполеоновского наступления только крупных сражений здесь произошло не менее 15. «Генеральное сражение» тоже могло состояться на территории Литвы, если бы Первая и Вторая московские армии успели соединиться под Витебском. Российский генералитет не хотел переносить военные действия в московские губернии. Наполеон же первоначально планировал завершить свой поход в Витебске. Новое ВКЛ и новая Беларусь. Шляхта и горожане ВКЛ (особенно на западе) приветствовали «Великую армию», видя в ней избавительницу от российских захватчиков. Поздравительные речи в честь победителей звучали не только в Вильне, Гродно и Минске, но даже в Могилёве и Смоленске. Почти все студенты Виленского университета выразили желание служить в армии Наполеона. Представители минской аристократии встретили французского маршала Луи Даву в двух милях от города. В Могилёве православный епископ Варлаам и иеромонах Орест благословили французов, избавивших город, как они выразились, от «наших хищников». По мере приближения французских войск московские чиновники покидали города на повозках, нагруженных казенным имуществом, архивами и казной. Шляхта оставалась дома и создавала временные комиссии для управления губерниями и поветами. Ждала Наполеона и литвинская деревня. Крестьяне слышали, что в герцогстве Варшавском французский император отменил крепостное право. Накануне войны в западные губернии России засылались прокламации, в том числе на литвинском языке, о свободе, которая придет вместе с наполеоновской армией. Появление Наполеона наглядно выявило отрицательное отношение большей части населения к царскому режиму. Прошло всего 17 лет с момента ликвидации ВКЛ, воспоминания о нём ещё не стерлись в памяти жителей Гродненщины, Брестчины, Виленщины, Минщины. Только за Двиной и Днепром, где срок московского господства был вдвое больше, население отнеслось к французам более сдержанно. В этой войне литвины воевали и за российского, и за французкого императора. Так, в 1811 году царское правительство набрало в Литве около 15 тысяч рекрутов. Среди российских офицеров были литвинские шляхтичи. Служили наши земляки и во французской армии. А генерал Юзеф Понятовский набирал их в полки Варшавского герцогства. Одни литвины делали это по принуждению, другие сознательно, но фактически те и другие с одной и той же целью—возродить Великое княжество Литовское и покончить с крепостным правом. Только одни надеялись добиться своих целей верной службой российскому императору, а другие—французскому. Естественно, что поначалу перевес отдавался более удачливому Наполеону, который к августу занял почти все литвинские земли. Под властью царя остались только Речицкий, Мозырский, частично Бобруйский и Белицкий (Гомельский) поветы, укрытые непроходимыми полесскими болотами, да ещё Бобруйская крепость. Наполеон учел благоприятные для него настроения в литвинском обществе. Он не позволил полякам восстановить Речь Посполитую в границах 1772 года, вместо этого объявил о создании еще двух автономных государств. Первое—княжество Литовское со столицей в Вильне—включало Виленскую, Гродненскую, Минскую губернии и Белостокскую область. Второе—Беларусь со столицей в Могилёве—охватывало Приднепровье и Придвинье. Тем самым Наполеон поставил границу дальнейшему расширению герцогства Варшавского, ублажил ту часть литвинской шляхты, которое мечтало возрождении своего государства, подготовил почву для политического торга с Александром I. В случае необходимости он мог уступить царю Беларусь, оставив себе Литовское княжество. Правда, раздел этнической территории на две части не понравился местной шляхте, ее представители просили Наполеона соединить Литву и Беларусь в одно целое. Формирование местной администрации. Автономному государству Беларусь было отпущено слишком мало времени на то, чтобы “встать на ноги”. Рядом с ним шли жестокие бои. А вот “новая Литва” уcпела обзавестись атрибутами государственности—органами, армией, границами. Литовское княжество возглавила Комиссия временного правительства из 7 человек. Ее опекал французский комиссар, назначенный Наполеоном. Департаментами (бывшими губерниями) управляли административные советы (3 человека в каждом), под контролем французских интендантов. Поветы французы переименовали в супрефектуры, волости—в кантоны. В городах были созданы муниципалитеты. Для поддержания порядка в городах и поветах спешно создавались отряды национальной гвардии и жандармерии. Чуть позже началось формирование армии княжества. К декабрю 1812 года в ней было уже 19 тысяч человек. Одним из источников ее комплектования служили литвины, бежавшие из российской армии. Из литвинских шляхтичей-добровольцев был учрежден кавалерийский полк в составе императорской гвардии. Местные татары сформировали эскадрон конных разведчиков. Временное правительство Литовского княжества в первую очередь заботилось о сборе денежных и натуральных налогов для французкой армии и об удержании в спокойствии крепостных крестьян. Всё делопроизводство и обучение оно вело на польском языке. Политическим идеалом для основной массы шляхты являлись “золотые вольности” прежней Речи Посполитой. Даже патриотически настроенные помещики свободу своего края связывали с Польшей. Поэтому уже через месяц “независимого” существования в Литве возникло движение за учреждение конфедерации с Варшавским герцогством. Изменение отношения к французам. Тем временем отношение большинства населения к французам постепенно менялось в худшую сторону, особенно в местечках и деревнях, где процветало мародёрство. Мародёров не останавливала даже угроза смертной казни. Особенно тяжелые испытания выпали жителям Витебской губернии. Там почти непрерывно шли военные действия между российским корпусом генерала П.Х. Витгенштейна, прикрывавшим путь на Петербург, и французскими войсками маршалов Удино и Сен-Сира. 12-тысячный французский гарнизон Витебска партизаны фактически держали в осаде. Свое раздражение и злобу из-за непрерывных стычек и нехватки продовольствия французы срывали на местных жителях. Поэтому те все чаще принимали сторону российской армии. К тому же на Витебщине жило много российских старовером. Простой народ возмущался иностранцами, которые вместо ожидаемой свободы принесли бедствия и страдания. Шляхта тоже была недовольна диктатом французской военной администрации. Поэтому, когда Наполеон отступил от Москвы в литвинские земли, его войска не нашли поддержки населения. Деморализованные, голодные, полураздетые французы чинили насилие над жителями сел, местечек и городов, грабили всех подряд. Возвращение российских властей. Вслед за отступавшими французами шли российские генералы со своими войсками. Несмотря на недовольство французами, никто их здесь хлебом-солью не встречал, даже староверы. Войска Наполеона яростно сопротивлялись. Наши земли стали свидетелями еще 14 значительных сражений. Российские армии (М.И. Кутузов с востока, П.Х. Витгенштейн с севера, ПИ. Чичагов с юга) прижали французов к реке Березине. Казалось, что здесь Наполеона ждет полный крах. Но российские генералы то ли “проспали”, то ли не смогли согласовать свои действия. В четырёхдневном сражении (14—17 ноября) возле деревни Студёнка под Боририсовом погибли более 20 тысяч солдат «Великой армии», включая литвинских добровольцев. До 30 тысяч сдались в плен. Но император ускользнул, и 27 ноября уехал из Сморгони в Париж. Уцелевшие французские части перешли Неман в декабре 1812 года. Княжество Литовское, державшееся на французских штыках, прекратило существование. Его администрация с приближением российской армии бежала за границу, прихватив казну и архив. Далее Временное правительство Литвы свыше 6 месяцев действовало в Варшаве, Кракове и Дрездене. Литовские полки были разбиты в сражениях у Студёнки, Койданово, Нового Сверженя, Слонима. Остатки их обороняли Вильню, затем отступили к Кенигсбергу, где влились в польские и французские воинские формирования. Поведение победителей. Фактически, российские генералы вторично завоевали литвинские земли. И они вели себя здесь как в стане врага. Например, российский полковник гусар Денис Давыдов, известный как герой-партизан и поэт, в наших землях «прославился» издевательствами над жителями Гродно. Попытки сопротивления московиты карали смертью. Они грабили крестьянские хаты и дома мещан, шляхетские имения, дворцы магнатов. Российские солдаты отбирали всё, что не успели отобрать солдаты французские, обрекая простой люд на голодную смерть. Например, адмиралу Чичагову, командовавшему Южной, или Молдавской армией потребовались 40 возов, чтобы отправить в Петербург и Москву богатства из Несвижскога дворца Радзивиллов (некоторые беларуские исследователи, в частности С. В. Букчин, полагают, что Чичагов опоздал к Березине по той причине, что охотился за сокровищами, вывезенными французами из московского Кремля. Он их захватил и без лишнего шума отправил в Москву на 5 повозках, среди упомянутых 40, под видом сокровищ Радзивиллов). Фельдмаршал князь М.И. Кутузов просил царя отобрать имения у тех магнатов и помещиков, которые помогали Наполеону, и раздать их российским генералам и офицерам. Но Александр I не сделал этого. Он предпочел помириться с местной шляхтой, чтобы облегчить подчинение ее своей власти. Кровавый след войны. Население Литвы оплатило войну России с Францией огромными жертвами—около миллиона человек. От рук французских и московских оккупантов, от голода и холода, от эпидемий погиб каждый четвёртый. В отдельных городах численность жителей сократилась в 2—3 раза. Таких людских потерь Литва не знала с времен Северной войны 1700—1721 гг. В районах военных действий деревни, местечки и города были частью полуразрушены, частью уничтожены дотла. В 1813 году хлеборобы литвинского края едва собрали зерно, чтобы засеять хотя бы половину довоенных пахотных земель. Эпидемии ещё долго собирали свою жатву в Литве, а ее население десятки лет с проклятиями вспоминаю войну. От повального голода крестьян спасла картошка. К концу 1820-х годов она из огородной превратилась в полевую культуру и стала для литвинской деревни настоящим «вторым хлебом». Одновременно это способствовало производству алкоголя в помещичьих имениях. Картофельную водку («гарэлку») помещики сбывали в многочисленные трактиры, появившихся на «большаках» (магистральных дорогах) через каждые три—четыре версты.
Большасьць з нас ведае пра вайну 1812 году з падручнікаў гісторыі ды па рамане Льва Талстога “Вайна і мір”, якому ўдалося пераканаўча паказаць пакуты і веліч расей-скага духу. Між тым, у супрацьстаяньне Напалеона Банапарта і Аляксандра І так ці інакш былі ўцягнутыя іншыя народы, у тым ліку і беларусы...
У апошнія гады Рэчы Паспалітай незалежнасьць і самастойнасьць беларусаў існавала толькі на паперы. На сеймах беларуская шляхта зьвяртала ўвагу на гаротны стан сялянаў, шукала ў караля заступніцтва, аднак лепшай долі для сябе беларусы тады так і не займелі. Не зьмянілася сітуацыя і пасьля таго, як Кацярына ІІ зброяй далучыла беларусаў да “дабротаў” расейскай цывілізацыі. Краіна рабавалася. У 1800 годзе некалі заможныя землі спасьцігнуў голад. Ён набыў такія памеры, што Павел І вымушаны быў накіраваць на Беларусь сьпецыяльную камісію на чале з паэ-там Гаўрылам Дзяржавіным. Высновы гэтай камісіі былі несуцяшальнымі: беларусы ядуць мякіну і сьнітку, гаспадарка іх разбураная, большасьць сялянаў наўмысна спойваецца адміністрацыяй маёнткаў і знахо-дзіцца ў даўгавой гарэлкавай кабале. У “зоне аседласьці”, якой быў аб’яўлены наш край, цьвілі хцівасьць і ашуканства, тут квітнела непавага да сумленнай працы. Удалечыні ад Санкт-Пецярбургу расейская адміністрацыя багацела на поўным ігнараваньні законаў. У такую Беларусь і рушыў Напалеон. Ранкам 24 чэрвеня 1812 году яго амаль 700-тысячнае войска перайшло Нёман і Буг і паглыбілася на нашую тэрыторыю. Сам Банапарт кіраваў групоўкай, што наступала ў напрамку – Вільня, Дрыса, Полацак, Віцебск. Ягоны брат Жэром наступаў на поўдні на Слонім, Нясьвіж, Бабруйск, Магілёў, Мсьціслаў. У цэнтральныя раёны, не абароненыя расейскімі войскамі, скіраваліся часткі маршалаў Даву і Віктора Белуно. Шлях іх быў нялёгкім. Вось, што запісалі расейскія сьледчыя на допыце палоннага французскага салдата: “...Хлеба у солдатов нет, а берут его грабежом и реквизицией, люди часто терпят голод, лошади довольствуются подножным кормом... От обывателей ничем французы не пользуются от того, что на всей дороге, где они за нами проходили, жителей нигде почти нет, что везде забрано все русскими и что они нигде ничего не достают...” Расейскія войскі пры адыходзе палілі назапашанае беларускімі сялянамі збожжа, фураж і харч, забіралі з сабой коней і, не ўступаючы ў значныя баі, адыходзілі на ўсход да Смаленску. Праз колькі дзён разрабаваная Беларусь апынулася ва ўладзе Напалеона. З дадатку да данясеньня генерала Багратыёна імператару Аляксандру: “26 июня. Несвиж. ...Не далее как вчера еще, зная уже о приближении неприятельских сил к Минску и о стремлении занять оный прежде меня, с полной надеждой на храбрость войск, считая противу себя у Минска неприятеля хотя в шестидесяти тысячах, я был в решительности атаковать его, пробиться в соединение к первой армии... Но к крайнему прискорбию, удостоверившись в непомерном превосходстве сил неприятельских, от Вильно через Вилейку у Минска показавшихся, от Воложина на Раков и Радошковичи туда же следовавших и угрожавших мне со стороны Новогрудка, следуя при сем неотложно... Высочайшему повелению поставлен был в необходимость переменить мое предприятие...” За два дні да прыходу войскаў імператара Напалеона Менск сьпешна пакінулі расейскія чыноўнікі. Выязджалі яны сем’ямі, са скарбам, абозамі цераз Барысаў у кірунку на Маскву. З данясеньня Менскага грамадзянскага губернатара Дабрынскага ад 27 чэрвеня 1812 году: “...Напоследок по выступлении из Минска помянутых двух пехотных полков в ночь на 25 число примечено в городе (имеющем несколько десятков военнослужащих из внутренней стражи) необыкновенное между жителями волнение, родившееся наипаче от того, что город остался без близкой защиты; некоторые из жителей видели уже неприятельские команды не в дальнем от Минска расстоянии и слухи о последнем, тоесть о неприятельском, приближении распространялись более и более. То я, видя сие и близкую опасность от неприятеля, не препятствовал коронным чиновникам следовать в Борисов, а потом, бывши уже один в городе при вышеупомянутой команде из внутреней стражи, выехал и сам, поруча наблюдение за порядком и за остатком, ежели какие будут, магистрату”. Менск здалі без бою. Менчукі радаваліся ўцёкам расейцаў, але і хваляваліся: тая невядомая магутная сіла, пра якую хадзіла столькі супярэчлівых чутак, магла прынесьці ім як свабоду, так і пакуты. Ноч на 25 чэрвеня прайшла ў трывожным чаканьні. Дзе-нідзе чуліся стрэлы. Каб не дапусьціць разбою, рабаваньня і падпалаў у той жа дзень гараджанамі быў утвораны орган самакіраваньня — часовая Рада. Яе старшынём быў абраны маршалак першага дэпартаменту Менскага галоўнага суда Л. Камінскі, а сябрукамі маршалак другога дэпартаменту таго ж суда Ходзька, павятовы маршалак Менскага павету Ігнась Манюшка і сябры менскага магістрату. Радзе стала вядома, што расейцы зьбеглі і да гораду набліжаецца войска на чале з маршалам князем Даву. Было вырашана сустракаць французаў з урачыстасьцямі. Раніцай 26 чэрвеня 1812 году менская дэпутацыя на чале з старшынём Камінскім і маршалкам Манюшкам выехала за горад дзеля вітаньня французскага войска. Праз дзьве вярсты адбылася сустрэча, а яшчэ праз гадзіну на мяжы гораду ля Ракаўскай заставы французскі картэж з хлебам і сольлю віталі маршалак Ходзька, князь Міхал Пузына і менскі падкаморы Сьлеракоўскі. Пры гэтым яны адзначылі, што гараджане ўдзячныя Напалеону і вітаюць яго ў асобе маршала Даву. Французскі палкаводзец сустрэў прамову з прыхільнасьцю і ў сваю чаргу адзначыў, што непераможнае войска Напалеона прыйшло не няволіць, а вызваліць беларусаў і палякаў, прыйшло вярнуць ім Айчыну. “Альбо вялізарныя полчышчы ворагаў пакрыюць зямлю трупамі сваімі, альбо цэласнасьць Айчыны вашай будзе вернутая і ўплыў расейскі на інтарэсы Еўропы зьменшаны быць мусіць”,— зазначыў ён. Пры ўезьдзе ў Менск французаў віталі гараджане. Магістрат падсьцілаў жаўнерам пад ногі харугвы. Калі князь Даву са сваім штабам прыбыў на пляц Высокага рынку, дарогу яму заступілі мілавідныя абывацелькі, усьцілаючы жывымі кветкамі шлях высокага госьця. Чуліся воклічы: “Няхай жыве Напалеон-збавіцель!” Радасны настрой узмацнялі гукі музыкі, што даносіліся з ганку ратушы. Між тым вайна была вайной. З прыходам французаў рабункі ў горадзе не перапыніліся. На вуліцах пачалі зьяўляцца нябожчыкі. Разабрацца, хто і за што забіваў месьцічаў, было няпроста. Французы лічылі, што забойствы — справа мясцовых бандытаў. 13 ліпеня дэкрэтам Даву быў ўтвораны першы афіцыйны орган новай улады — камісія Менскай Рады пад старшынствам часовага Менскага губернатара брыгаднага генерала Barbenegre. На наступны дзень камісія зьвярнулася да гараджанаў з абвяшчэньнем сваіх паўнамоцтваў і заклікала дапамагаць імператарскаму войску. Праз два дні ў Менск прыбыў і сталы губернатар — паляк па паходжаньні, генерал французскага войска Бранікоўскі. Неадкладна з ліку гараджанаў былі вызначаныя 24 асобы адказныя за папаўненьне харчовых і фуражных запасаў раскватэраванага войска, прызначаны паштовы начальнік і іншыя адказныя асобы. У пракламацыі менчукоў заклікалі захоўваць спакой, добрасумленна выконваць рэквізіцыі, папярэджвалі аб жорсткім пакараньні марадзёраў. Барацьба з апошнімі была ўскладзеная на мясцовую жандармерыю. На дарогі былі накіраваныя адмысловыя мабільныя атрады з правамі ваеннага суда, якія сачылі за парадкам у навакольлі. 10, 13, 16 ліпеня ў Менску прайшлі публічныя пакараньні як рабаўнікоў, так і тых, хто купляў у іх крадзенае. Праўда, асаблівага эфекту гэта не дало. Горад, які па распара-джэньні Напалеона пераўтвараўся ў адзіны агромністы шпіталь і склад і зрабіўся зборным пунктам для адсталых частак яго арміі, паступова напаўняўся вайскоўцамі самых розных нацыянальнасьцяў. Салдаты, якія так і не разумелі сэнс свайго паходу на Усход, стомленыя і расчараваныя, былі ня супраць рабункаў і гвалту. У адносінах да простых абывацеляў яны дзейнічалі толькі сілаю загадаў. Падчас пошукаў памяшканьняў пад шпіталі і склады людзей гвалтам высялялі з дамоў. Да таго ж улады аб’явілі аб пошуку грошай, якія належалі расейцам, што таксама спрыяла ўзьнікненьню падазронасьці і страху. Заможныя гараджане і шляхта дэманстравалі разуменьне праблемаў французскага войска і сваю лаяльнасьць да яго. Жонка нясьвіжскага ардыната Дамініка Радзівіла княгіня Караліна першая перадала французам трыццаць бочак жытняй мукі з мяхамі, дзьве бочкі круп, дзесяць валоў, дваццаць баранаў ды інш. За ёй пачалі ахвяраваць прыпасы французам іншыя. Падтрымаў маральна “збавіцеляў” менскі біскуп Якуб Дзядзерка. 19 ліпеня ў кафедральным саборы ім была адслужаная імша, на якой прысутнічаў губернатар Бранікоўскі са штабам. У кароткай прамове біскуп ухваліў заступніцтва імператара над беларускім народам і ў заканчэньне мовіў наступнае: “Скрушыліся кайданы маскоўскія. Трапляем мы пад салодкае царства Напалеона. Заклікаю ўсіх, каму дарагая Айчына, пад харугвы Збавіцеля!” Заклік лёг на добрую глебу. Напалеон дазволіў (хаця і пад сваім наглядам) ажыцьцявіць беларусам самакіраваньне на тэрыторыі іх гістарычнай дзяржавы — Вялікага Княства Літоўскага. Гэты дазвол быў сустрэты з радасьцю. Хутка быў сфармаваны найвышэйшы орган новай нацыянальнай улады — часовы Урад на чале з маршалкам Солтанам. 5 ліпеня Вайсковая камісія ўраду пад кіраўніцтвам Аляксандра Сапегі (пазьней — Грабоўскага) прыступіла да стварэньня першых за доўгія гады нацыянальных вайсковых частак. Зразумела, ім належала выступіць на баку Напалеона і імператар не пашкадаваў на гэтую мэту грошай. Пяцьсот тысячаў франкаў былі выдадзеныя беларусам з казны дзеля фармаваньня пяці палкоў пяхоты і чатырох палкоў кавалерыі агульнай колькасьцю ў 14 000 рэкрутаў. Адначасова Напалеон выдаў чатырыста тысячаў франкаў на фармаваньне ў Варшаве лёгкаконнага палка сваёй гвардыі начале з генералам Канопкам. Юнакі — беларусы і палякі — запісваліся ў гэты полк з вялікай ахвотай. Энтузіязм быў вялікі, нішто не прадказвала бяды. 14 верасьня Менск урачыста сустракаў французскага маршала князя Белуно Віктора. Губернатарам у гонар яго быў дадзены баль. Армія маршала ішла праз Менск на Усход цэлы тыдзень. Была ў яе складзе і польская дывізія, сфармаваная з палякаў і беларусаў у Іспаніі. Абывацелі выходзілі вітаць яе, а вядомы ў горадзе пан Антон Багдашэўскі з радасьці выдаў землякам сто гарцаў гарэлкі. Столькі ж прыслала і яснавяльможная пані Сьвідава. Да лагеру дывізіі, які разьмясьціўся на паўночны-усход за горадам на маляўнічай раўніне, сьпяшалі менскія прыгажуні. Яны несьлі жаўнерам гародніну, печыва, віно і, зразумела, сваё каханьне... Беларускае войска для Напалеона фармавалася даволі хутка, без асаблівага напружаньня. Ніхто ня мог меркаваць тады, што дараваная свабода праіснуе ўсяго тры месяцы і скарыцель Еўропы паверне назад. Рэкруты браліся на шэсьць гадоў службы. Гэта было куды лепей, чым чвэрць веку цягнуць лямку ў расейскай арміі. Абшарнікі забясьпечвалі сваіх рэкрутаў вопраткай, абуткам, і запасам ежы на два тыдні. У кавалерыю ад 75 дымоў ішоў адзін вершнік з канём, на яго ўзбраеньне зьбіралася кругам 486 польскіх злотых. Па тагачаснай завя-дзёнцы камандзір палка прадаваў афіцэрскія пасады, іх купляла ахвочая да службы шляхта. За капітанскую пасаду плацілі каля тысячы дукатаў, за пасаду паручніка — чатырыста, падпаручніка — дзьвесьце дукатаў. На частку афіцэрскіх пасадаў запрасілі кадравых вайскоўцаў-палякаў, шэраговымі былі выключна сяляне-беларусы. Генеральным інсьпектарам беларускага войска быў прызначаны генерал, князь Рамуальд Гедройц, інсьпектарам пяхоты — генерал Несялоўскі, інсьпектарам кавалерыі — генерал Язэп Ваўжэцкі. Апроч палкоў ствараліся і батальёны стральцоў. У іх траплялі, як правіла, паляўнічыя і палясоўшчыкі. Усяго такіх батальёнаў было сфармавана шэсьць, іх камандзірамі былі Язэп Касакоўскі, Ракіцкі, граф Казімір Плятэр, Курчэўскі, Абуховіч і Ганьскі. Паколькі французы вялікіх гарнізонаў не пакідалі, дзеля падтрыманьня парадку на ўсёй тэрыторыі была ўтвораная народная старожа — нацыянальная гвардыя якая вучылася вайсковай справе ў сьвяты. Адначасова на французскі лад ва ўсіх паветах была ўтвораная жандармерыя ў складзе 107 душ мясцовай шляхты. Жандары атрымлівалі па залатому ў дзень і корм каню. Шэфам беларускай жандармерыі быў палкоўнік князь Дамінік Радзівіл. Ні Барадзінская бітва (26 жніўня), ні іншыя падзеі на расейска-французскім фронце не ўплывалі на набор рэкрутаў. Ён праходзіў арганізавана і быў скончаны па плане — 10 верасьня. Найбольш хутка з гэтай задачай справілася Гарадзеншчына. Абшарнікі выставілі так шмат рэкрутаў, што з іх пачалося фармаваньне дадатковага палка для Нака для Напалеона. З другой паловы верасьня беларускія пяхотныя палкі былі гатовыя выступіць супраць Расеі, фармаваньне кавалерыйскіх закончылася ў канцы кастрычніка, напярэдадні адступленьня французаў. Увогуле дваццацітысячнае беларускае войска змагалася на баку Напалеона нядоўга. Першая сутычка з расейцамі адбылася 20 кастрычніка 1812 году ля Слоніма, дзе стаяў пераведзены з Варшавы полк генерала Канопкі. Маладыя бязвусыя гвардзейцы былі пасечаныя ўланамі, сам генерал Канопка, сямнаццаць афіцэраў і больш за дзьве сотні падафіцэраў трапілі ў палон. Нялепшая доля напаткала беларускую пяхоту, стральцоў і ўланскі полк, якія з-пад Вільні былі тэрмінова выкліканыя абараняць Менск. Гэтыя часткі хуткім маршам рушылі на дапамогу рэшткам гарнізону пад камандаваньнем франзузскага генерала Касецкага. 4 лістапада першымі дасягнулі гарадскіх заставаў уланы. Яны ня ведалі, што гарнізон ужо разьбіты і ў горад заняло расейскае войска. Беларускія ўланы пайшлі ў атаку... Усе яны загінулі. Падасьпелая пяхота і стральцы таксама панесьлі страты і пад націскам шматкроць большых расейскіх сілаў былі вымушаныя скласьці зброю і здацца ў палон. У Менску засталося больш за дзьве тысячы хворых і раненых салдат і афіцэраў напалеонаўскай арміі, вялікая колькасьць армейскай маёмасьці, боепрыпасаў і харчу. Два палкі беларускай пяхоты далучыліся да адыходзячага ў Польшчу корпуса генерала Язэпа Панятоўскага. З ім яны дайшлі да Варшавы, а пасьля бралі ўдзел у абароне Модліна. Уланы двух іншых беларускіх палкоў увайшлі ў склад польскага палка пры корпусе генерала Макдональда і разам з ім абаранялі Гданьск. На долю ўланскіх палкоў Тышкевіча і Раецкага выпала цяжкая, але пачэсная задача. Добра ўкамплектаваныя і ўзброеныя, яны павінны былі засланяць адыход праз Прусію да ракі Лабы маленькай жменькі змораных, галодных і слабых жаўнераў Вялікай Арміі, што засталіся жывымі. Гэтыя ўланы прымалі на сябе ўдары маскоўскай кавалерыі — казакаў і башкіраў. Заданьне беларусы выканалі з гонарам — коштам жыцьцяў... Рэшткі ўланаў уліліся ў корпус маршала Даву, былі ў Гамбургу, трапілі ў Гальштынію і Шлезьвіг, дзе і стаялі з французскім войскам аж да Парыжскага міру. Мір гэты даў ім магчымасьць вярнуцца спачатку ў Польшчу, дзе яны мусілі даслужыць два гады ў польскім войску пад камандай цэсарэвіча Канстанціна, тагачаснага намесьніка ў царстве Польскім, а пасьля ўжо — на Бацькаўшчыну, у родныя вёскі.
Беларусы ў войску імператара Напалеона Банапарта
№№ палкоў Штаб-кватэра Імя і прозьвішча шэфа Якія паветы далі рэкрутаў у полк
18 пяхотны Вільня Граф Аляксандр Віленскі, Завілейскі, Хадкевіч Вількамірскі, Браслаўскі, Ашмянскі, Вілейскі
19 пяхотны Расіёны Граф Канстанцін Троцкі, Ковенскі, Упіцкі, Тызенгаўз Расіёнскі, Шавельскі, Вількамірскі
Адпраўлена: 24.03.09 08:21. Загаловак: Всемирная история: Европа под влиянием Франции \ А.Н.Байдак, И.Е.Войнович, Н.М.Волчек и д.р.–Мн.: Ха
Урывак з кнігі Всемирная история: Европа под влиянием Франции \ А.Н.Байдак, И.Е.Войнович, Н.М.Волчек и д.р.–Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2000.
ГЛАВА 5 ВОЙНА 1812 ГОДА. КРАХ ИМПЕРИИ НАПОЛЕОНА РОССИЯ В НАЧАЛЕ XIX ВЕКА На протяжении XVIII века территория России увеличилась на 1/3, а население возросло в 2,5 раза и к началу XIX века в Российской империи проживало 36 миллионов человек. В начале XIX века в России шел постепенный процесс разложения крепостничества и развитие капиталистических элементов в хозяйстве. Особенно это было заметно в области промышленности. На основе развития мелких промыслов стали возникать мануфактуры, которые принадлежали купцам и разбогатевшим крестьянам. На них использовался труд наемных рабочих, они обслуживали массовый рыночный спрос. Так, в 1804 году в России насчитывалось около тысячи мануфактур, не считая горных заводов, на которых работало в общей сложности около 95 тысяч рабочих. Почти половина из них были наемными. В начале XIX века проводились первые опыты применения машинной техники в текстильном производстве, но в то же время на Уральских металлургических заводах по-прежнему господствовал труд рабов—порядки, заведенные еще в годы правления Петра I. Наметились кое-какие сдвиги и в сельском хозяйстве. Так, в первые годы XIX века возникли новые отрасли, которые имели промышленное значение, расширялись посевы сахарной свеклы, развивалось тонкорунное овцеводство и так далее. Но существование крепостного права не позволяло осуществить радикальную перестройку помещичьих хозяйств. Основная масса дворян землевладельцев использовала по-прежнему привычные формы эксплуатации крестьян. Они увеличивали свои доходы путем расширения барской запашки за счет уменьшения наделов крестьян, путем усиления барщины и повышения оброка. Все это приводило к массовым недовольствам среди сельского населения и к тому, что в первом десятилетии XIX века в России произошло более 60 волнений крестьян. Для их подавления нередко применялась военная сила. Происходили также крупные волнения работных людей и приписанных к фабрикам крепостных крестьян на Урале и в Нижегородской губернии. Необходимость проведения реформ становилась все более очевидной. Правящие круги России стремились усилить государственный аппарат и провести через него некоторые меры, которые смогли бы сгладить остроту общественных противоречий. Перестройка государственного аппарата шла по пути усиления бюрократии: был реорганизован Сенат, а вместо коллегии образовали министерства, которыми управляли министры, непосредственно подчиненные царю. В 1803 году был издан закон о «свободных хлебопашцах», согласно которому помещикам разрешалось освобождать крепостных крестьян за выкуп при обязательном наделении их земельными участками. Но дворяне не спешили использовать этот закон, а условия освобождения были крайне обременительными для крестьян. Именно поэтому, на основании закона о «Свободных хлебопашцах» за первую четверть XIX века было освобождено лишь 47 тысяч крестьян мужского пола. В первые года правления Александра I в так называемом Негласном комитете—немногочисленной замкнутой группе, в которую входили близкие к царю лица, пользующиеся большим влиянием на него, происходило обсуждение вопросов внутренней и внешней политики России. Члены Негласного комитета интересовались западноевропейскими буржуазными политическими учениями, но о применении их к феодально-крепостнической России говорили крайне робко. Результаты деятельности Негласного комитета были невелики: даже те представители царской бюрократии, которые считали необходимым проведение реформ, стремились лишь сочетать основы самодержавия с внешними признаками представительного правления, которые они почерпнули из конституций буржуазных государств. Реформы предполагалось сделать лишь для того, чтобы уменьшить растущую в стране критику самодержавия и сохранить тем самым неизменными основы существующего строя. Временное сближение с Наполеоном, которое наступило после заключения договора в Тильзите, усилило эту группировку бюрократии. Она поручила М.М.Сперанскому разработать план реформ. В своем проекте Сперанский придавал самодержавной монархии форму конституционного устройства. Он предполагал создать сложную четырех степенную систему представительных учреждений, право выбора в которых было ограничено имущественным цензом и не распространялось на помещичьих крестьян. Вместе с этим, в плане Сперанского законодательная инициатива предоставлялась особому Государственному совету из назначенных сановников, а окончательное утверждение принятых законов по прежнему сохранялось за царем. Сперанский не ставил вопроса об отмене крепостного права в России, но все же он пытался ограничить произвол помещичьей власти над крестьянами. Согласно его проекту, крепостные подлежали наказанию только по решению суда и их феодальные повинности должны были регламентироваться законом или добровольным соглашением. Помещичьи крестьяне должны были получить право приобретать движимую и недвижимую собственность, но они не могли самовольно оставлять имения своих помещиков, а самим землевладельцам запрещалось продавать крестьян без земли. «План государственного преобразования» Сперанского, несмотря на его очевидную ограниченность, в перспективе позволил бы развить в России буржуазные отношения. Именно это вызвало решительное противодействие со стороны влиятельных крепостников. Поэтому из всех предложений плана было осуществлено лишь учреждение Государственного совета, которое произошло в 1810 году. Он был лишь совещательным органом при царе. Но реакционное дворянство на этом не успокоилось. Оно требовало расправиться со Сперанским, и, в конце концов, Александр I вынужден был отстранить его от дел, а впоследствии отправить в ссылку. Это произошло из-за того, что накануне назревавшей войны с наполеоновской Францией, в возможности которой уже никто не сомневался, Александр I стремился обеспечить себе крепкую поддержку среди наиболее влиятельных дворян.
РАЗРЫВ СОЮЗА РОССИИ И ФРАНЦИИ Примерно к 1810 году борьба между Англией и Францией достигла своей критической точки. Континентальная блокада, несмотря на все трудности, о которых говорилось выше, продолжала поддерживаться со всей жесткостью военного положения, а поэтому стала приносить свои плоды. Французской промышленности, которая была освобождена от конкуренции, все-таки удалось завоевать европейский рынок. Выгодно это было и для других стран, которые вошли в состав империи Наполеона, например, сильное развитие, получило текстильное производство в Саксонии. Несмотря на то, что в европейских странах простой народ поднялся на борьбу против наполеоновского ига, буржуазия этих стран продолжала быть заинтересованной в поддержании французского господства. Пережив первые тяжелые для себя годы, она постепенно осваивалась с континентальной блокадой, привыкая обходиться без английских товаров. Контрабандным путем закупалась английская техника, и нужное производство стало налаживаться в самой континентальной Европе. Единственным недостатком континентальной блокады было теперь лишь сужение рынка, а поэтому постепенно стал чувствоваться кризис перепроизводства. В связи с этим росло количество безработных. Но как бы там ни было, а цели континентальной блокады оказались достигнуты. Французские агенты с радостью извещали свое правительство о постоянном банкротстве в лондонском Сити. Постепенно Англия начинала вариться в собственном соку, что весьма отрицательно сказывалось на ее экономическом положении. Наполеону оставалось позаботиться лишь о том, чтобы та стена, которая была воздвигнута им вокруг английских мануфактур, становилась все выше и прочнее. Однако в ней существовала брешь—Пиренейский полуостров. На Пиренеях продолжала удерживаться английская армия. Восстание испанского крестьянства не было подавлено. Теперь, после того как был подписан в 1809 году Венский мир и Австрия оказалась не в состоянии продолжать борьбу против Франции, все силы Наполеона были направлены на то, чтобы заделать эту брешь в «континентальной системе». К началу 1811 года в Испании было сосредоточено до 270 тыс. французского войска, что было в полтора раза больше, чем понадобилось в 1805 году для разгрома Австрии и в 1806 году для завоевания Пруссии. Но, несмотря на такую концентрацию войск и на огромные усилия по подавлению восстания, война на Пиренейском полуострове не приносила никаких результатов. Именно в этот момент Наполеон узнал, что воздвигнутая им «континентальная система» имеет еще одну брешь, которая находится на территории владений «друга» и «союзника» Франции российского императора Александра I. До Наполеона стали доходить сведения, что 600, а по некоторым данным и в два раза больше, кораблей под самыми различными флагами, но нагруженных английским товаром, направляются к северо-восточным берегам Европы. Ближайшим их этапом был расположенный на берегах Швеции Готенбург. Здесь шло распределение запретного груза небольшими и малозаметными партиями по всем портам Балтийского моря. Наибольшее их количество доставалось России, причем грузов этих было намного больше, чем она могла потребить при своем уровне развития хозяйства. Именно «континентальная блокада» привела к развитию в России транзитных перевозок: английские товары шли из России в Западную Европу по рекам, как некогда, и годы существования Киевской Руси поступали в Европу восточные товары. Поначалу с берегов Балтики английская контрабанда шла на австрийскую границу, к Бродам, где был образован второй передаточный пункт не меньшей важности, чем Готенбург. Отсюда запрещенные товары наводняли Великое княжество Варшавское, Австрию и Пруссию и к тому же пробирались далее вплоть до южной Германии и Швейцарии. Здесь контрабанда, которая шла с севера востока, встречалась с контрабандой, которая шла с юго-запада—из Испании, и кольцо замыкалось. Английские контрабандисты были темой переписки двух «владык мира»—Наполеона и Александра. Те шестьсот кораблей, о которых говорилось выше, явились причиной для дипломатических нот, после которых осенью 1810 года последовало специальное послание Наполеона императору Александру. Послание было передано в Петербург через особо доверенное лицо—флигель-адъютанта российского императора Чернышева. Наполеон писал: «Англичане очень страдают от присоединения (к Франции) Голландии, и от предписанной мною оккупации портов Мекленбурга и Пруссии. Каждую неделю в Лондоне происходят банкротства, вносящие смятение в Сити. Фабрики стоят без дела; склады переполнены. Я только что приказал конфисковать во Франкфурте и в Швейцарии огромное количество английских и колониальных товаров. Шестьсот английских судов, которые блуждали в Балтийском море и не были приняты ни в Мекленбурге, ни в Пруссии, направились к владениям Вашего Величества. Если Вы их примете, война будет продолжаться; если Вы их секвестируете и конфискуете их груз в гавани или уже на берегу, Англии будет нанесен страшный удар; все эти товары принадлежат англичанам. От Вашего Величества зависит, иметь мир или продолжать войну. Мир есть и должен быть вашим желанием. Вашему Величеству ясно, что мы достигнем его, если Россия конфискует эти шестьсот судов и их груз. Какие бы бумаги у них ни были, чьим бы именем они ни прикрывались, выдавали бы они себя за французов, немцев, испанцев, датчан, россиян, шведов—Ваше Величество можете быть уверены, что это англичане». Наполеон в отчаянии считал, что мир в Европе теперь зависит от конфискации английской контрабанды. Отчаяние это вызывало понимание того, что невозможно задавить Англию, какие бы убытки она ни терпела. Поняв бесплодность усилий заткнуть дыры в континентальной блокаде, Наполеон пришел к эфемерной идее—сделать так, чтобы нарушения континентальной блокады шли на пользу Франции. Сама блокада имела две стороны. Во-первых, она опиралась на вполне реальные потребности континентального капитализма, давая возможность более отсталой промышленности материка выиграть борьбу за рынки сбыта с самой передовой промышленностью Европы. В этом случае континентальная блокада играла такую же роль, как и всякая сильная таможенная охрана, которая, как обычно, возникает с развитием новой промышленности. Блокада ускоряла развитие промышленности, так как в первую очередь была направлена не на производителей, а на потребителей, которые должны были переплачивать отныне за мануфактурные товары (понятно, что товары, произведенные в Европе были дороже английских). Наполеоновская блокада не нарушала обмена товарами между фабрикантами, а лишь форсировала тенденции, свойственные любому полицейскому государству и которые, следует отметить, вполне привычны для любой буржуазии на первых стадиях капиталистического развития. Именно это и привело на первых этапах к успеху континентальной блокады, потому что повсюду в Европе имелись возможности для самостоятельного развития крупной промышленности. Но в «континентальной системе» была и другая сторона—область обмена сырья. Здесь «континентальная система» вступала в борьбу не только с иноземными конкурентами Франции, но и с законами развития рынка: Европа не могла обходиться без колониальных продуктов. Даже если бы удалось заменить суррогатами чай и кофе, как это удалось сделать в отношении сахара, и примириться с отсутствием американского табака, то текстильная промышленность, бурный рост которой наблюдался повсюду в Европе, не могла обойтись без хлопка. Но с точки зрения «континентальной системы» все, что привозилось из-за океана, было английским товаром, так как ни один колониальный продукт не мог проникнуть в Европу иначе, как на английском судне или с дозвола англичан, флот которых блокировал побережье континентальных европейских государств. Наполеон не делал никакого различия в отношении этих грузов, а поэтому попытки прекратить контрабанду подобного рода сильно ударили по интересам европейской буржуазии, ради которых, как будто бы был запрещен ввоз английских товаров. И все же после того как все испанские колонии оказались в руках Англии, поставка хлопка в Европу окончательно была монополизирована англичанами. Наполеон был вынужден пойти на уступки и узаконить колониальную контрабанду. Утвержденный Наполеоном 5 августа 1810 года так называемый «трианонский тариф» разрешал ввоз колониальных товаров, даже если они прошли через руки англичан, с уплатой высокой таможенной пошлины. Тариф дополнялся системой «разрешений» (Исепсез), которые фактически разрешали прямую торговлю с Англией колониальными продуктами при условии вывоза товаров французской промышленности на равную сумму. Лицензии давали повод к массе всевозможных злоупотреблений. Фактически они давали возможность просто-напросто откупиться от «континентальной системы». А поэтому кризис «континентальной системы» историки рассматривают как один из первых симптомов разложения господства империи Наполеона в Европе. Поначалу французское правительство ревностно оберегало свою монополию выдавать «разрешения», всякий товар английского происхождения, кроме колониального и оплаченного высокой пошлиной, подлежал немедленному истреблению в случае обнаружения. На это еще раз указывалось в трианонском тарифе, и это неустанно требовалось от всех союзников императора Наполеона. Трианонский тариф был выгоден для стран, которые обладали хотя бы зачатками крупной промышленности. Такими странами были Саксония, Западная Германия, Северная Италия. Теперь они еще более тесно были привязаны к Франции, чем когда бы то ни было ранее. Но для стран, которые жили вывозом сырья, а покупали продукты (Швеция, вывозившая в Англию лес и полезные ископаемые, северо-восточная Германия, Польша и Россия, где крупное землевладение одинаково было заинтересовано в хлебном экспорте), это было смертельным ударом. Именно трианонский тариф наметил ту группу стран, которые вошли в будущую коалицию. Отныне Пруссия, Швеция и Россия просто вынуждены были стать ее членами и это несмотря на то, что прусский король все еще ждал союза с Наполеоном, а Швеция—несмотря на то, что французский маршал стал в ней наследным принцем и фактически правителем ввиду преклонного возраста монарха. Для России принять трианонский тариф означало пойти на войну с Францией. Все остальные мелкие обиды личного характера (неудачное сватовство Наполеона к российской великой княжне, обиды, нанесенные Наполеоном владетельным правам Гольштинской династии в Ольденбурге), а также крупный конфликт из-за вопроса о восстановлении Польши,—все это также вело к экономическому разрыву на почве трианонского декрета 1610 года. Наполеон сказал однажды Чернышеву, уверенный в том, что его слова непременно дойдут до Александра I: «Если англичане продержатся еще несколько времени, я не знаю, что тогда будет и что нам делать». Он давал понять союзникам, что вопрос о континентальной блокаде имеет для него первостепенную важность. Отсюда следовало, что если союзники этого не понимали, значит, они были уже не союзниками, а изменниками. А отсюда следовало, что нужно их силой принудить к повиновению. Отказ России от политики континентальной блокады прямо или косвенно вынуждал Наполеона к войне, хотел он этого или нет. Это понимали все, а поэтому начало боевых действий между Францией и Россией было лишь вопросом времени. Если во время эрфуртского свидания российский царь мог разыграть роль «друга» императора Наполеона, то в конце 1810 года это было уже невозможно. Современники отмечали полное отсутствие «доверенности и усердия» к российскому правительству со стороны его поданных. Каждому было ясно, что надеяться на экономические реформы в России безумие. Все это означало, что для России легче согласиться на войну, чем переносить далее тяготы континентальной блокады. Александру I было предъявлено двойное требование: во-первых, не пускать к себе англичан, «за кого бы они себя ни выдавали», и истреблять любой подозрительный груз. В то же время французское правительство стремилось сохранить за собой влияние на российский рынок, так как ввозить сушей в Россию лионские шелковые материи и другие предметы роскоши было выгодно. В обмен на них из России вывозилось не сырье, а золото. С точки зрения меркантилизма, на позициях которого стояла основная масса российских финансистов (даже если они и читали Адама Смита), в этом крылась главная причина падения курса ассигнаций. Меркантилизм утверждал: «не надо выпускать золото из страны». Россией была установлена высокая пошлина на шелковые материи, кружева и другие предметы роскоши и приняты строжайшие меры против контрабанды этими предметами. При официальном разрыве торговых сношений с Англией эта мера могла бить только подданных императора Наполеона и никого другого. Несмотря на то, что российский посол Куракин говорил, будто от нового российского тарифа страдали не только французские производители, но и немецкие, это было слабым утешением для Наполеона. Кроме того, строгие постановления о контрабанде распространялись только на товары, привезенные сухопутным путем. Морская (фактически английская) контрабанда преследовалась гораздо мягче, во всяком случае ввезенные морским путем, конфисковывались, но не сжигались. Это означало фактически экономический мир с Англией и таможенную войну с Францией. Кроме того, указ царя был формальным нарушением Тильзитского договора, согласно которому всякие изменения в политике должны были устанавливаться по обоюдному согласию. Когда французское правительство указало на это правительству российскому, ему ответили, что Францией также были получены пошлины на поташ, чай, ревень, рыбий жир и другие предметы, которые вывозились из России без согласования с последней. Тем не менее любому было понятно, что это лишь отговорка, так как пошлина на рыбий жир и за двадцать лет не могла составить ту сумму, которую были обязаны выплатить в виде пошлины лишь за один год купцы, ввозившие в Россию лионский бархат. Но к этим оговоркам российское правительство могло и не прибегать, так как французский Сенат сам нанес Тильзитскому договору гораздо большее оскорбление. Согласно договору, подписанному в Тильзите, была гарантирована неприкосновенность владений германских родственников российского императорского двора и в том числе герцога Ольденбургского, несмотря на это в конце 1810 года Наполеон взял под непосредственное наблюдение французского правительства всю береговую линию Германии, объясняя это необходимостью борьбы с английской контрабандой. 13 декабря Сенат постановил, что ганзейские города со всеми их владениями и прилегающими к ним территориями, присоединяются к французской империи. В числе них оказалось и герцогство Ольденбургское. Наполеон понимал, что нарушает договор, а поэтому вступил с герцогом в переговоры, но. его собственная администрация, которую он приучил действовать быстро, по военному, в один день ввела в Ольденбург войска, правление в нем было передано французским чиновникам. А герцогу заявили, что если он не примет французское подданство, то должен будет выселиться на территорию, которую ему пожалуют взамен Ольденбурга по усмотрению императора Наполеона. Возможно Наполеон, администрация которого действовала без его санкции, наказал бы своих чиновников, но в это же самое время ему доложили об объявленной Россией таможенной войне Франции. Родственник российского царя стал ее первой жертвой: декретом 22 января 1811 года герцогство Ольденбургское было присоединено к Франции. Возможно, Наполеон пожелал ответить личным оскорблением царю Александру за российскую политику, которая подрывала экономику Франции. Как бы там ни было, но император попал в точку: современникам было хорошо известно, что царь Александр I обладал весьма болезненным самолюбием. Кроме этого, он всегда стремился играть роль покровителя Европы и защитника слабых, несмотря на то, что в ранг слабых, по воле российского императора, часто попадали короли и даже императоры соседних государств. Александру I было нанесено личное оскорбление, оскорбление было нанесено и его родственнику—члену одной из древнейших династий, предки которого на протяжении семисот лет носили корону. Но самое обидное было то, что оскорбление это нанес выскочка, без роду без племени, каковым, по мнению императора, Александра, был Наполеон. Трудно было найти лучший способ для того, чтобы разорвать союз между Францией и Россией. Именно Ольденбургское дело часто рассматривали как одну из важнейших причин войны 1812 года. На самом деле оно было всего лишь предлогом, так как план войны был оформлен у Александра I еще до захвата французами Ольденбургского герцогства. Весной 1811 года Россия была готова начать войну при самых благоприятных для себя условиях. Российская армия могла вывести на западную границу империи от 200 до 250 тыс. человек и лишь обстоятельства, а не воля российского императора, дали Наполеону лишний год на подготовку к войне. Следует отметить, что за год количество российской армии так и не возросло, в то время как вместо полумиллионной «Большой армии» весной 1811 года на границе с Россией французы имели всего только 46 тыс. солдат маршала Даву, которые были разбросаны по всей Пруссии, да 50 тыс. солдат польской армии. Кроме того, Александр Павлович собирался восстановить польское королевство руками России и взамен намеревался переманить польскую армию на свою сторону. Это было основной идеей царя Александра. Главным ударом, который нанес Тильзитский договор по России, было образование Великого герцогства Варшавского. Возможность восстановления польского королевства встревожила российских дипломатов, и они пытались получить от Наполеона гарантию того, что Польша «никогда не будет восстановлена». Наполеон ответил отказом. Это еще раз доказывало, что разрыв между Францией и Россией неизбежен. Опасения российского императорского правительства были небезосновательными. После заключения венского мирного договора население Великого герцогства Варшавского увеличилось на два миллиона человек, и теперь почти все этнические поляки были собраны под одной властью. Возрождение польской национальности в последующем должно было привести к возрождению польского королевства, которое вскоре после этого тут же предъявило бы России претензии на земли Великого княжества Литовского, оккупированные российскими войсками в результате трех разделов Речи Посполитой. Если бы Александру I удалось склонить поляков на свою сторону, он сразу переместил бы театр военных действий на четыреста верст западнее тогдашней границы Российской империи. Надежды царя Александра были вполне реальными. Несмотря на подчинение наполеоновскому кодексу и французской бюрократии, Польша продолжала оставаться дворянским государством, а дворяне Польши были в не меньшей мере заинтересованы в сбыте своих продуктов на запад, чем дворяне российские, а значит отношение к «континентальной системе» у них было такое же, как и у дворянства российского и прусского. Князь Чарторыский выступил посредником при переговорах между царем Александром и польской знатью. Он стремился убедить поляков, что российский император обеспечит их национальную независимость не хуже Наполеона, что интересы польских дворян ближе к интересам дворян российских, чем к интересам французской буржуазии. Царь Александр обещал дать Польше больше, чем дал ей Наполеон: свободные конституционные учреждения. Если бы российские войска стояли в Варшаве, как произошло три года спустя, поляки по-видимому не колебались бы. Но в 1811 году польская армия ближе стояла к революции и Наполеону, чем к России и ее правителю. Союз Польши и Франции оказался намного крепче, чем это представлялось в Петербурге. Главнокомандующий польской армией Понятовский тут же выдал Наполеону планы России, как только они ему стали известны. Теперь Наполеону было ясно, что с войной надо спешить, не теряя даром ни одного дня.
Адпраўлена: 25.03.09 08:35. Загаловак: ВОЙНА 1812 ГОДА Фран..
ВОЙНА 1812 ГОДА Французский министр иностранных дел написал в Петербург французскому послу Лористону: «Говорю это для Вас одного, Ольденбургское дело не имеет значения ни для нас, ни для России: вся суть в торговых интересах и континентальной системе». Об этом пытался умолчать царь Александр I. Император Наполеон заговорил об этом также после того, как стал во главе полумиллиона солдат. Пока российский посол Куракин в Париже протестовал против Ольденбургского дела, пятьсот тысяч солдат стали медленно подтягиваться по направлению к Великому герцогству Варшавскому. Как и в случае с эрфуртским конгрессом, поход на Россию был больше похож на манифестацию, целью которой было укрепить престиж Наполеона там, где он начинал падать, и запугать тех, кто перестал бояться. По Европе стали заранее распространяться невероятные слухи о количестве вооруженных сил французской империи—в этом Наполеон был мастер не хуже, чем российский царь Александр Павлович. Вся разница между ним
Адпраўлена: 25.03.09 08:35. Загаловак: И царь вынужден был ..
И царь вынужден был пойти на поводу у «патриотов». Он назначил главнокомандующим Кутузова, которого сам лично терпеть не мог еще со времен Аустерлица. Для придания видимости законности, было созвано особое совещание из высших военных чинов, некоторых министров и членов Государственного совета. Заседание произошло вечером после второго смоленского сражения 5 августа. На нем был заслушан и обсужден доклад Барклая-де-Толли о ходе боевых действий. После этого совещание «пришло к заключению» что необходимо назначить нового, единого главнокомандующего над всеми вооруженными силами России. Совет «принял решение» назначить таким человеком Кутузова. Для этого его за несколько дней до совещания возвели в княжеское достоинство, а поэтому весь Петербург уже знал, что главнокомандующим будет именно он. Сам Кутузов не был в восторге от подобного им значения. Он понимал, что его назначают на этот пост потому лишь, что он россиянин (татарин) по национальности, поэтому, отправляясь в армию, он откровенно заявлял близким, что не надеется разбить Наполеона, но надеется его обмануть. Вот как написал об этом знаменитый российский историк М.Н.Покровский : «Первое очень скоро оправдалось в точности—второго при шлось ждать довольно долго. С новым главнокомандующим в армию явилось много новых лиц, которые начали с того, разумеется, что стали выживать старых руководителей и заводить новые порядки. Кутузов был слишком стар, чтобы положить конец этой грызне, вообще он оказался слишком стар для каких бы то ни было решительных действий и, по-видимому, помимо этого, слишком хорошо помнил Аустерлиц. Но если тогда его военные соображения были парализованы придворными расчетами, то теперь в дела вмешивался на каждом шагу другой элемент невоенного характера; давление дворянских «патриотов», уверенных, как и все представители этой разновидности во все времена, что неприятеля можно шапками закидать. Про себя Кутузов смотрел на дело, может быть, более пессимистически, чем нужно было; но ради удовлетворения общественного мнения он должен был казаться гораздо более дерзким, чем следовало. Результаты получались обратные тем, каких ожидали в Петербурге от перемены главнокомандующего. С назначением Кутузова—до конца кампании, в сущности—армия лишилась всякого центрального руководства. События развивались совершенно стихийным путем—и генеральное сражение, о котором мечтали «патриоты», но которое было нужно Наполеону, а никак не россиянам, застало нашу армию в самых невыгодных условиях, на позиции, крайне неудачно выбранной и еще хуже укреплённой. Она была неприступна с той стороны, откуда нам никто не угрожал, и настолько доступна со стороны, обращенной к неприятелю, что Наполеон, как известно, брал наши батареи кавалерийскими атаками. На этой позиции российская армия стояла, пассивно ожидая противника,—и фактически приняла сражение вместо того, чтобы его дать. Между тем, теперь шансы не были так безнадежны, как в начале кампании. На 130.000 штыков и сабель Наполеона россияне имели 105.000 (не считая ополчения и казаков): но почти 20.000 штыков гвардии Наполеон не пустил в дело и не расположен был пускать ни при каких условиях. При почти равном числе сражающихся мы имели крупный перевес в главном огнестрельном оружии эпохи, в артиллерии: у россиян было 640 орудий против 587 французских, причем почти четверть наших орудий были батарейные, тогд
Швед В., Данскіх С.Заходні рэгіён Беларусі ў часы напалеонаўскіх войнаў. 1805-1815 гады. / В. Швед, С. Данскіх.–Гр.: ГрДУ імя Янкі Купалы, 2006.–252 с.
3.3. ЗАХОДНІ РЭГІЁН БЕЛАРУСІ I АПОШНЯЯ АРМІЯ ВЯЛІКАГА КНЯСТВА ЛІТОЎСКАГА
Ідэя аднаўлення арміі Вялікага княства Літоўскага з'явілася не адразу. Паводле расійскіх шпіёнаў, у чэрвені 1812 г. у Гродне войскі Жэрома Банапарта захапілі 200 расійскіх рэкрутаў апошняга набора (вясны 1812 г). Гэтых хлопцаў, набраных на тэрыторыі Літоўска-Гродзенскай губерні, нібыта адпусцілі па хатах, таму што "неабходнасці ў іх няма" [109, с.115]. Але вайна з расійцамі зацягнулася. Напалеон у Віцебску пачаў казаць аб новай кампаніі ў Расіі ў 1813 г, і ягонай імперыі спатрэбіліся новыя салдаты. 25 ліпеня Ваенны камітэт Камісіі Часовага Урада ВКЛ (гл. дадатак 3) прыняў пастанову аб наборы з 5 па 30 жніўня 1812 г (пазней гэты тэрмін быў працягнуты да 15 верасня, нарэшце, да 10 кастрычніка) на шасцігадовую службу ў пяхоце 10 тысяч кантаністаў (рэкрутаў) з мужчын ва ўзросце 17-34 гадоў. Кожны з іх за кошт уладальніка павінен быў мець вопратку з мясцовага сукна шэрага або цёмнага колеру, плацяныя штаны, бялізну, 2 кашулі, фуражку, 2 пары ботаў, правіянт на 15 дзён і наяўных грошай у суме 28 руб. [177, с.23; 277, с. 164- 165]. Пастановай прадпісвалася сабраць у Гродзенскім дэпартаменце 2 500 чал. Бралі 1 кантаніста са 119 мужскіх душ, а дзе не было адпаведнай колькасці душ дазвалялася ўнесці грашыма (за аднаго кантаніста 1 тысячу злотых). Яўрэі, караімы і іншыя, хто не падлягаў рэкрутчыне, плацілі па 2 тыс. злотых за аднаго кантаніста [89, ч.2, с.ЗЗ; 277, с.165]. Набор у ВКЛ праходзіў марудна, але ў Гродзенскім дэпартаменце справа ішла больш-менш паспяхова–да канца вайны тут сабралі 2 495 кантаністаў. Найбольш было з Навагрудскага дыстрыкта–411 чалавек, трохі менш–з Кобрынскага (373 чал.), Брэсцкага (329 чал.) і Слонімскага (317 чал.), па 293 кантаністы далі Гродзенскі і Лідскі дыстрыкты, 265 чал. было з Ваўкавыскага і 214 чал.–з Пружанскага дыстрыктаў [136, с.438]. Навагрудзец Кярсноўскі ўспамінаў, што, калі аднаго з 15 кантаністаў, прыведзеных радцам Калпеніцы, ваенна-цывільная камісія не прыняла, дык ён плакаў [193, с.29]. Трэба адзначыць, што і браць кантаністаў асабліва не было з каго, бо апошнія гады расійскі ўрад праводзіў рэкруцкія наборы па два разы на год. Засталіся фізічна слабыя ды хворыя. Трэба ўлічваць і той факт, што шляхта перш за ўсё дбала пра свае інтарэсы і ў літвінскае войска спрабавала адпраўляць так, як і ў расійскае, найгоршых сялян, злачынцаў, лянівых, фізічна слабых, дызерціраў з расійскай або польскай арміяў [102, с.6; 277 с.167 -168]. У большасці сяляне ішлі ў армію пад прымусам, бо ні Напалеон, ні новая польска-літвінская ўлада нічога не зрабілі для паляпшення іх становішча, а толькі абяцалі зрабіць гэта ў будучым. Шляхта, якая ішла галоўным чынам у кавалерыю, таксама складалася не з найлепшых, бо тыя, хто ірваўся ў бой, даўно паціху збеглі праз Нёман у Княства Варшаўскае. Напрыклад, 8-ы полк уланаў князя Дамініка Радзівіла складаўся ў асноўным з занёманскіх уцекачоў. Хапала іх і ў іншых палках Княства. Пяхотны полк ВКЛ часоў напалеонаўскіх войнаў па штату меў 2 487 чалавек і складаўся з 3 батальёнаў па 6 рот у кожным. І.Ю. Кудрашоў называе больш верагодную лічбу ў 2 005 чалавек для пяхотнага палка [149]. Справа ў тым, што пры наборы 10 тыс. рэкрутаў проста немагчыма было б укамплектаваць пяць пяхотных палкоў па 2 500 чалавек кожны (іх агульная колькасць дасягала б 12 500 чалавек). Іншая справа, калі колькасць палка дасягае толькі 2 005 чалавек. Нумарацыю літвінскія палкі атрымалі чарговую пасля апошніх нумароў палкоў Княства Варшаўскага. Кантаністы з заходняга рэгіёну Беларусі трапілі ў 20-ы і 21-ы пяхотныя палкі, 19-ы і 20-ы ўланскія палкі. 20-ы пяхотны полк (цэнтр фармавання–Слонім, камандзір–барон Адам Бішпінг) складаўся з жыхароў Ваўкавыскага, Гродзенскага, Лідскага, Навагрудскага, Пінскага, Пружанскага, Слонімскага дыстрыктаў. 21-шы пяхотны полк (Беласток, Кароль Пшэздзецкі, пазней Антоні Гелгуд) фарміраваўся з кантаністаў Беластоцкага, Бельскага, Брэсцкага, Драгічынскага, Кобрынскага і Сакольскага дыстрыктаў. Хлопцы з Ашмянскага павета трапілі ў 18-ты пяхотны полк, які фарміраваўся ў Вільні [259; 274]. Пехацінцы былі абмундзіраваны па польскаму ўзору: у сінюю куртку з каўнерам сіняга колеру, абрамлёным чырвоным, з чырвонымі закаўрашамі, белымі штрыфлямі і адваротамі, абрамлёнымі чырвоным, белыя клапаны закаўрашаў, жоўтыя гузікі. Панталоны, белыя летам і сінія зімой, апраналіся паверху гетраў. На блясе ківера або рагатыўкі была выява "Пагоні", часам разам з "Белым Арлом" [259; 274]. 13 жніўня 1812 г. з'явілася пастанова Ваеннага камітэта аб наборы чатырох тысяч чалавек на шасцігадовую службу ў кавалерыі. У тэрмін з 15 па 25 жніўня (потым ён быў працягнуты да 10 кастрычніка) з кожных 75 сельскіх і гарадскіх дымаў пастаўляўся адзін вершнік ва ўзросце ад 18 да 36 гадоў з канём. Такім чынам, на Гродзенскі дэпартамент прыпадала 1 228 чал. Сабралі 1 103 рэкруты. Па дыстрыктах гэта выглядае наступным чынам: Навагрудскі-204 чал., Кобрынскі- 173, Гродзенскі -142, Брэсцкі–139, Слонімскі–130, Лідскі–128, Ваўкавыскі–104, Пружанскі–83 чал. На ўзбраенне збіраліся грошы–з 50 дымаў трэба было 486 злотаў 15 грошаў (295 руб. 60 кап.) [136, с.436, 438]. Хто не мог даставіць каня, той павінен быў заплаціць 500 злотых; малыя пасэсіі, дзе не было адпаведнай колькасці дымаў, плацілі па 1 000 злотых за аднаго кантаніста [177, с.23; 277, с.166]. Каб вырашыць фінансавыя праблемы, афіцэрскія пасады ў пяхоце і кавалерыі прадаваліся. Так, патэнт падпаручніка каштаваў 200 дукатаў, паручніка–400 дукатаў, капітана–900–1 000 дукатаў. Падафіцэры часам прысылаліся з польскай арміі [277, с.162]. У гэтым адлюстравалася пануючае палітычнае становішча шляхты. Фарміраванне афіцэрскага корпуса паводле названых прынцыпах прывяло да складання недасведчанага ў вайсковых справах кола камандзіраў, якія зрабілі не адну памылку ў арганізацыі і дзейнасці літвінскага войска. Полк уланаў па штату павінен быў мець 823 чалавекі і складацца з чатырох эскадронаў па 2 роты ў кожным. 19-ы ўланскі полк (Навагрудак, Канстанцін Раецкі) арганізоўваўся з кантаністаў Ашмянскага, Ваўкавыскага, Гродзенскага, Ковенскага, Лідскага, Навагрудскага, Слонімскага, Троцкага дыстрыктаў. Фарміраваннем палка займаўся капітан Ксаверы Рымша, маёрам быў прызначаны Напалеонам Камінскі, шэфамі эскадронаў- капітаны Раствароўскі і Падканскі. 20-ы ўланскі полк (Пінск, Ксаверы Абуховіч) складаўся з кантаністаў Беластоцкага, Бельскага, Брэсцкага, Драгічынскага, Кобрынскага, Пінскага, Пружанскага, Сакольскага дыстрыктаў [277, с.368; 294, с. 17–18]. Уланы былі апрануты ў сінія штаны і куртку з жоўтымі гузікамі, мелі белы пас і чорнага колеру рагатыўку з белаю бляхаю, на якой была выява "Пагоні". Какарда і плюмаж–белага колеру. Канты на штанах, абшлагі і выпушка лацканаў–чырвона-малінавыя або аранжавыя [149, с.18]. Набор у войска ВКЛ так і не быў завершаны. Напрыканцы верасня 1812 г. 20-ы пяхотны полк, які фарміраваўся ў Слоніме, меў 1 014 салдат, а 21-ы полк у Беластоку–1 197 салдат замест амаль 2 500 па штатнаму раскладу. 12 лістапада 1812 г. "Камітэт унутраных спраў" Гродзенскага дэпартамента разглядаў пытанне аб армейскім наборы. Лічбы (прадстаўлены ў табліцы) былі несуцяшальныя. Па пяхоце рэкруцкі набор быў выкананы на 77,8 %, па кавалерыі -ўсяго на 36,5 %. Зусім не адбыўся ваенны набор у Брэсцкім павете. Вельмі дрэнна выглядаў Кобрынскі павет [5, а. 129–130 адв.]. Прычына гэтага–пастаянныя ваенныя дзеянні на поўдні Гродзенскай губерні паміж расійскай арміяй А.П.Тармасава і аўстра-саксонскімі саюзнікамі Напалеона. Толькі Ваўкавыскі і Гродзенскі паветы выканалі план рэкруцкага набора ў апошнюю армію Вялікага княства Літоўскага. У мястэчку Жалудок Лідскага павета ў верасні–кастрычніку 1812 г. за асабісты кошт Рудольфа Тызенгаўза фарміравалася конна-артылерыйская рота. Яна налічвала 124 чалавекі і 131 каня і павінна была атрымаць на сваё ўзбраенне 12 гармат [57, а.66–66 адв.]. Частка гродзенцаў-татар трапіла ў Татарскі эскадрон. Створаны ён быў наступным чынам. Капітан Мустафа Мірза Ахматовіч звярнуўся да маршалка Генеральнай канфедэрацыі Княства Варшаўскага і ВКЛ з прапановай стварыць з літоўскіх татар за свае грошы конны полк. Генерал-губернатар Літвы граф Гагендорп дазволіў, і тады Ахматовіч апублікаваў некалькі адозваў "Да Народа Татарскага", разаслаў афіцэраў збіраць добраахвотнікаў па Навагрудскаму, Мінскаму, Ашмянскаму, Лідскаму, Ковенскаму дыстрыктах. Адозву "Да літоўскіх татар" выдаў Ваенны камітэт. Значную ролю ў арганізацыі эскадрона адыгралі два ротмістры каралеўскіх войск Іяхім Мурза Карыцкі і Самуэль Улан [277, с. 174]. Татарскія воіны былі апрануты ў цёмна-зялёную кашулю з чырвоным каўняром і абшлагамі, расшытую жоўтым галуном, такога ж колеру пагонамі; куртка ярка-чырвоная, абшытая жоўтым галуном; штаны цёмна-зялёныя з чырвонымі лампасамі. Чорны ківер з латуннаю бляхаю ў выглядзе шасці- або пяціканцовай зоркі і паўмесяца. Флюгер на дзідзе -чырвона-белы або цёмна-зялёны [149, с.19]. 24 жніўня Ваенны камітэт вырашыў арганізаваць шэсць егерскіх (стралецкіх) батальёнаў з 2/3 гаёвых, стральцоў, палясоўшчыкаў па шэсць рот у кожным. У Гродзенскім дэпартаменце фарміраваўся чацвёрты батальён на чале з маёрам Курчэўскім, але да снежня 1812 г. завяршыць арганізацыю не паспелі [149, с.ЗЗ; 277, с. 171]. У Гродзенскім дэпартаменце налічвалася 108 стралкоў, у Лідскім–84, у Брэсцкім–20, а ўсяго разам–212 чалавек [136, с.438]. Даследчык І.Ю.Кудрашоў лічыць, што па сутнасці егерскія батальёны ўяўлялі сабой лёгкую ірэгулярную пяхоту. Абмундзіраваны яны былі ў зялёную сермягу з зялёным каўняром і адваротамі, суконныя штаны, скураныя боты і шапку. Узбраенне складалася з сякеры і ружжа. Егеры атрымлівалі харчовы рацыён і штодзённую аплату ў памеры 10 грошаў (20 кап.). Фарміраванне егерскіх батальёнаў таксама сутыкалася з вялікімі цяжкасцямі. 18 лістапада камандзір гродзенскіх "стральцоў" Курчэўскі скардзіўся гродзенскаму і лідскаму падпрэфектам, што набраныя ў гэтых паветах "стральцы" для вайсковай службы непрыдатныя, шмат з іх разбеглася. Камандзір прасіў мясцовыя ўлады знайсці і вярнуць "абаронцаў Айчыны", а яшчэ лепш–даць новых рэкрутаў. Першага ліпеня 1812 г. Камісія Часовага ўрада абвясціла аб стварэнні Народнай гвардыі ў дэпартаменцкіх цэнтрах і ў населеных пунктах, якія маюць магдэбургскае права. У Гродзенскім дэпартаменце гэта Брэст, Ваўкавыск, Гродна, Камянец-Літоўскі, Кобрын, Ліда, Навагрудак, Пружаны, Слонім. Служба ў Народнай гвардыі была абавязковаю для ўсіх мужчын ва ўзросце ад 20 да 50 гадоў, валодаўшых нерухомасцю і запісаных у гарадскую кнігу. Гвардзейцы жылі ў сваіх дамах, а ў нядзелю збіраліся на вайсковыя вучэнні, якія праводзілі польскія афіцэры [149, с.П; 277, с.175–176]. У Гродне Народная гвардыя налічвала дзве роты (валанцёры і вольтэжыры) агульнай колькасцю 236 чал. на чале з капітанам гвардыі Шастакоўскім. Рота падзялялася на 4 сяржанствы і 8 капральстваў. Трэцяя частка гвардзейцаў была абмундзіравана за кошт горада. 25 верасня гвардзейцы атрымалі 238 ружжаў, узятых у расійцаў. Акрамя Гродна, Народная гвардыя была ў Слоніме–54 чалавекі [ 136, с.436,438]. Народная гвардыя прызначалася для аховы межаў ВКЛ, падтрымкі парадку ў гарадах, аховы грамадскай і прыватнай маёмасці, казны дэпартамента і Гродзенскага дыстрыкта, а таксама важных ваенных аб'ектаў. Дэкрэтам ад 5 ліпеня Напалеон даручыў стварыць Імператарскую Літоўскую гвардыю колькасцю 1 000 чал. Арганізатарам яе быў генерал Ян Канопка–ураджэнец Сколдыч пад Слонімам. Да шляхты Гродзенскага дэпартамента была апублікавана пракламацыя. Удалося сабраць прыкладна 700 чал., у тым ліку з гродзенскай шляхты і вольных людзей, калі Канопка быў у Гродне (5.10) і Слоніме (да 18.10) [ 136, с.436,449]. 3 іх арганізавалі 3-ці гвардзейскі лёгкаконны полк. Абмундзіраванне вершнікаў палка было падобна да ўніформы польскага 1-га гвардзейскага ўланскага палка: яны мелі сінія курткі з малінавым коўнярам, белымі лацканамі і абшлагам, малінавай выпушкай уздоўж рукава і такога ж колеру адвароты. Сінія штаны мелі двайны малінавы кант. На сінім конскім чапраку з малінавым кантам і белай выпушкай быў вышыты імператарскі арол або літара N. Флюгер дзіды быў малінавы над белым. Рагатыўка з малінавым верхам, белым кантам, сіня-чырвона-белая цэшка з белым мальційскім крыжам, бляха з сярэбраным цэнтрам, дзе знаходзілася латунная літара N з жоўтымі праменямі [149, с. 18]. Дэкрэтам ад 1 ліпеня 1812 г. Напалеон загадаў стварыць жандармерыю для паліцэйскай службы, аказання ўзброенай дапамогі адміністрацыйнай і грамадскай уладзе, грамадзянам. У Гродзенскім дэпартаменце прызначаліся начальнік жандармерыі ў чыне палкоўніка і старшы афіцэр у чыне эскадроннага шэфа. У кожным дыстрыкце арганізоўвалася жандарская рота на чале з капітанам. Яна павінна была налічваць 107 чалавек. Такім чынам, ва ўсім дэпартаменце–856 жандараў на чале з князем Міхалам Радзівілам, але на службе было 57 чал., астатнія заставаліся дома. Усе жандары, акрамя афіцэраў, атрымлівалі фураж для коней (15 фун. саломы і 10 фун. сена) і па I злотаму (60 кап.) за дзень службы [136, с.437, 438]. Афіцэры выбіраліся агульным галасаваннем з ліку мяшчан і землеўладальнікаў і служылі бясплатна "па прычыне павагі да чына, мундзіра і ганаровага абавязку ахоўваць уласнасць і бяспеку жыхароў таго павета, у якім яны служаць". Адмовіцца ад службы было нельга, спісы жандараў складалі падпрэфекты. Уніформа жандараў была па польскаму ўзору: штаны і мундзір сінія, гузікі жоўтыя, аксельбанты аранжавыя; чорны ківер меў латунную бляху з надпісам "жандар" і белую какарду; сіні плашч з каўнерам, абрамлёным аранжавым кантам; чорная лядунка з латуннаю пласцінаю з выяваю "Пагоні". Конскі чапрак–чорны з аранжавымі фэстамі; чамадан сіні з аранжавым кантам; дзіда з жоўта-сінім флюгерам [149, с.17]. Па адміністрацыйнай лініі літвінская армія падпарадкоўвалася Ваеннаму камітэту Камісіі Часовага ўрада ВКЛ (за выключэннем палка Я.Канопкі). Па ваеннай лініі–свайму штабу, які быў складзены з прызначаных у канцы жніўня Напалеонам наступных асоб: князь Рамуальд Гедройц–дывізіённы генерал, генерал-інспектар; граф Ксаверы Несялоўскі–брыгадны генерал, інспектар пяхоты; Юзаф Ваўжэцкі–генерал, інспектар кавалерыі; Леанард Казлоўскі–маёр, шэф штабу Р.Гедройца; Антоні Кіркор–шэф батальёна пры штабе генерал-губернатара графа Гагендорпа; Ежы Белапятровіч–капітан, ад'ютант Гедройца; Альберт Ласкарыс–шэф эскадрона, ад'ютант Гедройца; Антоні Гандзюлевіч–капітан, ад'ютант генерала Несялоўскага; граф Станіслаў Плятар–ад'ютант генерала Ваўжэцкага; Нестар–падпаручнік пры штабе генерал-губернатара Гагендорпа. Штаб арміі ВКЛ быў звязаны непасрэдна з Галоўным штабам "Вялікай арміі" [277, с. 181–182, 274]. Першым уступіў у бой 3-ці гвардзейскі лёгкаконны полк. Лёсам было наканавана Яну Канопцы прайграць бітву 20 кастрычніка 1812 г. у сваім родным горадзе Слоніме. Пасля гэтай нечаканай паразы было вырашана сканцэнтраваць літвінскае войска вакол двух стратэгічных цэнтраў: Вільні (палкі з Віленскага, Гродзенскага і Беластоцкага дэпартаментаў) і Мінска (тут апынулася частка 20-га ўланскага палка). У гэты час камандуючы расійскай Дунайскай арміі П.У Чычагаў выдаў пракламацыю да палякаў (маючы на ўвазе і літвінаў, якія ваявалі на баку Напалеона). Распаўсюджваемая ў вялікай колькасці яна заклікала пакідаць напалеонаўскія войскі і вяртацца да Аляксандра I. Падчас няўдач Напалеона такія заклікі яшчэ больш садзейнічалі ўпадку духу літвінаў і палякаў Загады КЧУ ВКЛ не спяшаліся выконваць, а тыя, хто іх выконваў, слаба верылі ў перамогу справы. Напрыканцы лістапада 1812 г. для забеспячэння камунікацый з войскамі Рэнье і Шварцэнберга з Вільні на поўнач былі пасланы тры пяхотныя палкі літвінскай арміі. 20-ы пяхотны полк заняў Ліду, 21-ы пяхотны полк–Воранава, а трэці полк размясціўся ў Рудзішках. Забеспячэнне гэтых салдат было настолькі дрэннае, што расіяне ў снежні 1812 г. знайшлі ў Лідзе 350 хворых салдат 20-га палка ВКЛ, з якіх 60 чалавек памёрла [89, ч.І, с. 164]. Пад час Бярэзінскай катастрофы 1 снежня 1812 г. князь Басана ў імя Напалеона аб'явіў "паспалітае рушэнне" літвінскай шляхты ва ўзросце ад 18 да 45 гадоў. Разлічвалі ўзняць 15 тысяч ваяроў, потым яшчэ столькі ж. Ад Гродзенскага дэпартамента ў першы прызыў павінна было стаць 2 200 шляхціцаў. Кожнаму ўдзельніку "паспалітага рушэння" трэба было мець свайго каня, а шаблі і пікі французы абяцалі раздаць. Замест 30 тысяч чалавек у Літве сабралося 500–600 амаль не ўзброеных шляхціцаў, якімі ніхто не цікавіўся. Большасць з іх разышлася па хатах [277, с.303]. 28 лістапада мінскі губернатар генерал Бранікоўскі вывеў з горада рэшткі войска (каля 1 000 чалавек), сярод якіх была частка 20-га ўланскага палка. Пасля бітвы на Бярэзіне ён напалову зменшыўся. 22 снежня ў баю пад Вільняй ўдзельнічаў Татарскі эскадрон. Часці арміі ВКЛ, якія засталіся пасля абароны Вільні, адышлі да Варшавы і Кёнігсберга. У Варшаве знаходзіліся 20-ы і 21-ы пяхотныя палкі; сюды ж ішлі 20-ы ўланскі полк і 4-ы егерскі батальён, падраздзяленні конных жандармаў і Народнай гвардыі. У Кёнігсбергу размеркаваўся 19-ы ўланскі полк на чале з Раецкім (смяртэльна хворы Тышкевіч застаўся ў Літве). Пяхота адсюль хутка адправілася ў Варшаву [274]. У сярэдзіне студзеня 1813 г. Напалеон узяў літоўскае войска на сваё ўтрыманне. 18-ы і 21-ы пяхотныя палкі былі далучаны да корпуса Юзафа Панятоўскага і ўвайшлі ў склад гарнізона крэпасці Модлін. 3 лютага 1813 г. да студзеня 1814 г. ён вытрымаў асаду расійскіх войскаў, якія па колькасці пераўзыходзілі абаронцаў у 10 разоў. 3 2280 абаронцаў было забіта або паранена 1 333 чалавека. 20-ы пяхотны полк фактычна быў расфарміраваны, а яго салдаты пайшлі на даўкамплектаванне польскіх палкоў VIII корпуса (камандзір–Ю.Панятоўскі) новай напалеонаўскай арміі. 19-ы ўланскі полк дайшоў да Гамбурга і ўвайшоў у склад XIII армейскага корпуса Н.Даву, быў у Гальштыніі і Шлезвігу. 31 сакавіка 1813 г. 19-ы ўланскі полк паспяхова выканаў задачу аховы Напалеона пад час асабістай разведкі імператара. 20 красавіка 1813 г. гэты полк аб'ядналі з рэшткамі 17-га літвінскага ўланскага палка, захаваўшы парадкавы нумар апошняга [274]. 20-ы і частка 19-га ўланскага палка далучыліся да 9-га польскага ўланскага палка пры X корпусе Макдональда ў Гданьску. Ад Татарскага эскадрона Ахматовіча пасля бою пад Слонімам і абароны Вільні засталася толькі рота (3 афіцэры і 15 радавых), якая ў 1813 г. далучылася ў якасці 15-й роты да 1-га гвардзейскага ўланскага палка і ваявала на тэрыторыі Германіі (баі пад Люцэнам, Баўцэнам, Дрэздэнам, Альтэнбургам, Веймарам, Ханаў). Загадам ад 21 снежня 1813 г. рота Ахматовіча ўвайшла ў склад 3-га палка гвардзейскіх разведчыкаў і прыняла ўдзел у кампаніі 1814 г. у Францыі. 6 красавіка 1814 г. Напалеон адрокся ад прастола на карысць свайго сына. Дзевятнаццаты пункт гэтага дакумента абвяшчаў, што польскія войскі, якія былі на службе Францыі, могуць вярнуцца на радзіму са зброяй і пад сваімі сцягамі, а афіцэры і салдаты захаваюць свае чыны і заробкі, якія ім належаць. Але гэтае ўжо не залежала ад Напалеона, а, як слушна напісаў гісторык Ф.Скарбек, ад "новага пана палякаў" Аляксандра I. 24 сакавіка 1814 г. у палацы Сен-Дэні Аляксандр I прыняў вялікую групу магнатаў і шляхты былой Рэчы Паспалітай і выбачыў ім падтрымку Напалеона. 17 красавіка 1814 г. у французскім горадзе Сен Дэні Аляксандр I разам з вялікім князем Канстанцінам Паўлавічам прымаў парад польскага корпуса, у якім у ліку іншых былі рэшткі 20-га ўлапскага палка. Было вырашана, што корпус увойдзе ў склад арміі новай Польшчы–Каралеўства Польскага. Гэта і было зроблена пасля Парыжскага міру 1815 г. 29 верасня 1814 г. польскія войскі ганарова ўвайшлі ў Варшаву. 19-ы ўланскі полк далучыўся да іх трохі пазней. У 1818 г. закончыўся тэрмін службы, і апошнія вайскоўцы ВКЛ вярнуліся да дому [144, 259].
Павет (дыстрыкт) Пяхота па плану Пяхота па факту Недахоп у пяхоце Кавалерыя Кавалерыя Недахоп у Кавалерыі Гродзенскі 293 293 65 142 107 35
Слонімскі 317 252 6 157 106 51
Навагрудскі 411 405 29 251 55 196
Ваўкавыскі 265 265 3 104 102 2
Лідскі 298 269 125 138 78 60
Пружанскі 214 211 329 54 54
Кобрынскі 373 248 213 213
Брэсцкі 329 169 169 Усяго па дэпартаменту 2500 1943 557 1228 448 780
Адпраўлена: 19.10.10 12:50. Загаловак: Литовские татары в с..
Литовские татары в составе Императорской гвардии Наполеона Шереметьев Олег Васильевич — кандидат культурологии, доцент Алтайского государственного технического университета. «Вопросы истории» № 6 Одним из самых экзотических корпусов французской армии являлись литовские татары Императорской гвардии, отражавшие стойкий ориентализм во взглядах Наполеона,сложившийся еще со времен Египетской экспедиции, и его стремление иметь некую личную «восточную гвардию», по примеру знаменитых европейских полководцев прошлого: Яна Собеского, Фридриха Великого или маршала де Сакса.Кочевники тюркского происхождения еще с XI—XII вв. оседали на территории Литвы, а с XIV в., когда начался распад Золотой Орды, этот исход принял широкие масштабы. Великолепных наездников, прирожденных воинов, литовские князья принимали охотно, беря с них клятву на верность, наделяя землей и награждая за службу шляхетским званием, правда без привилегии избирать и самим избираться в сейм. Женившись на местных шляхтянках, пришельцы со временем ассимилировались и,хотя происходили из разных народностей, в Литве их стали называть общим этнонимом — «татары». Под таким именем стали известны и те степняки, которые были взяты в плен в многочисленных войнах Польского королевства и Великого княжества Литовского, а позже — Речи Посполитой — с Ногайской, Крымской и иными кочевыми Ордами. Попадая в крепостную зависимость от ранее пришедших в Литву татар, они (те,кто имел благородное происхождение, включались в господствующий слой), как и первая группа, из века в век, взамен налогообложения несли службу в легкой кавалерии польско-литовского войска (где даже появился новый род оружия — уланы, чье название происходило от наименования татарской знати), составляя особые хоругви так называемых «липков», или «липеков». За это им разрешалось исповедовать религию предков — ислам, строить мечети, но только из дерева. Языком их являлся белорусский, хотя представители шляхты, восприняв польскую культуру в целом, заимствовали и польскую речь. Осевшие в Литве кочевники носили родовые фамилии — Найман Абрагамовичи, Барановичи, Богдановичи, Якубовичи, Лебедзи, Афендзиевичи (производное от турецкого «эфенди»), которые являлись свидетельством их степных корней. Компактным местом проживания литовских татар являлись такие местечки, как Слоним, Докшицы, Узда, Сороктатар, Тракай и Немеж, где осело множество потомков монголов, куманов, булгар, мишарей, ногайцев, крымцев, балкарцев и карачаевцев, чьи основные роды — уйшуны (юшуны), найманы, ялайры (джа-лайры), конгреты, бахрины — воспроизводили названия главных крымскотатарских племен 1. С разделом Речи Посполитой земли с проживавшими на них татарами вошли в состав Российской империи, а Павел I предоставил им возможность служить в рядах специально сформированного по его приказу Литовско-Татарского легкоконного полка. Некоторые предпочли согласиться, нежели прозябать в нищете и безделье. Возрожденная отчизна вновь призвала их под свои знамена в 1812г., когда Наполеон вступил в Литву и провозгласил образование Великого Литовского княжества. Процесс создания литовской армии усердно подогревался всплеском патриотических чувств, т.к. для местного населения эта война была национально-освободительной. 16 июня 1812 г. польский генерал М. Сокольницкий предложил французскому императору сформировать кавалерийский полк из татар, аргументируя это так: «Их честность, также как их отвага, испытаны, и они горят желанием служить стране, которая стала их домом пятьсот лет назад, и где они заслужили дворянские привилегии ». Губернатор Литвы, дивизионный генерал Т. ван Гогендорп утвердил создание такой части декретом от 5 июля. Активную роль в организации татарского корпуса играли майор 8-го польского уланского полка Азюлевич и подполковник (но другим данным, майор) Мустафа Мурза Ахматович (ветеран восстания Т. Костюшко и польских легионов), обратившийся с воззванием к мусульманам вступать в «полк литовских татар Императорской гвардии» (экипированный за его счет). Был сформирован один эскадрон из двух рот, который 15 октября присоединили к 3-му полку (литовскому) гвардейских шеволежеров-лансьеров в качестве разведчиков. Запланированную тысячу человек набрать по ряду причин не смогли, и максимальная численность «татар» (включая караимов) достигала 122 солдат и офицеров, срединих: 1 командир эскадрона, 4 капитана, 7 лейтенантов и су-лейтенантов, а также ПО других чинов 2. Гвардейские татары выделялись оригинальной униформой в восточном стиле: кивер с желтым тюрбаном и значками в виде полумесяца и звезд Соломона, темнозеленая сорочка с красной вышивкой, алый жилет-«жеркин», украшенный золотыми галунами, темно-зеленые шаровары с алыми лампасами (это цветосочетание подчеркивало приверженность исламу и императору Франции). Вооружение составляли пика с флажком цветов мундира, сабля и пистолеты. Татары показали себя в деле только в финальной стадии русской кампании, особенно в бою под Слонимом 19 октября, где необстрелянный 3-й шеволежерский-уланский полк был разгромлен превосходящими силами русского авангарда, затем вместе с остатками Великой Армии они обороняли Вильно с 10 по 12 декабря 1812 г., когда убитыми и ранеными выбыли исполнявший обязанности начальника эскадрона Ахматович (погиб 11 декабря), капитаны Болемский, А. Корыцкий-Мурза и С. Улан, лейтенанты Ахматович-Била-Мурза, Михаловский,А. Улан, су-лейтенанты Муха-Мустафа и Тупальский, кроме того, 89 унтер-офицеров и рядовых, т.е. потери достигли более 80%. Оставшиеся в строю отступили на запад и 13 февраля 1813 г. вновь сразились с русскими войсками при Калише, но вынуждены были отойти к Познани, чтобы произвести реорганизацию. 11 апреля согласно императорскому декрету эскадрон литовских татар причислялся к 1-му полку (польскому) гвардейских шеволежеров-лансьеров как 15-я рота, командование которой было вручено Султану Самуэлю (он же Самуил-Мирза) Улану в чине капитана, в чьем подчинении оказалось два су-лейтенанта — Ибрагим и Ассан Али и пятнадцать рядовых «татар». Со старшим вахмистром Янушевским капитан Улан направился в Мец, где дислоцировались 1-й и 2-й Иностранные полки, в которых находилось немало магометан по вероисповеданию, с целью завербовать из них добровольцев, но полковое начальство отказалось им в этом содействовать 3. Капитан Улан обратился прямо к военному министру А.-Ж. Кларку, а 15 апреля написал начальнику штаба Великой Германской Армии Л.-А. Бертье: «Его светлости принцу Невшательскому, начальнику штаба. Декретом от 24 августа 1812 г. господин граф де Гогендорп, генерал-губернатор Литвы, при новом назначении литовских офицеров также сформировал полк литовских татар, благородных мусульман, для службы Его Величеству. Условия и обстоятельства позволили сформировать только один эскадрон. Я занимаю здесь должность капитана. При отступлении из Вильно, мы потеряли командира эскадрона, 10 офицеров и большую часть нашего корпуса. Не знаю, каким будет мое дальнейшее назначение, но от корпуса остались лишь остатки, когда мы дошли до Главной квартиры в Познани. Я имел честь быть представленным его светлости принцу Вице-королю господином графом Гогендорпом, который, в принципе, и организовал наш корпус, зная наше рвение и нашу личную преданность Его Августейшему Императорскому и Королевскому Величеству. Мы были прикреплены к 3-му полку шеволежеров-лансьеров приказом герцога Истрийского. Эта путаница не нравится всем моим соотечественникам, все, что касается обычаев, нравов, униформы и самое главное, религии, также вызывает недовольство, но все же я осмеливаюсь просить у Его Светлости Вице-короля позволения сделать еще одну попытку набора нового корпуса. Я узнал, что 200 татар находятся в 1-м и 2-м Иностранных полках, которые только что отправились в Рим и Италию. Желательно, монсеньор, и это к лучшему, если Ваша Светлость предоставит мне право свести татар этих полков в одно мое подразделение; еще один довод в мою пользу, что все эти солдаты с детства обучаются держаться в седле и предпочитают службу в кавалерии любой другой, и несмотря на свою магометанскую религию, они выделяются в военном мастерстве среди других, а их вера не является для этого помехой. Я смею надеяться, что Ваша светлость внемлет моим просьбам во имя чести и т.д. Подписано Самюэлем Мурзой Уланом, капитаном литовских татар». Ответа так и не последовало, впрочем, в условиях подготовки к новой кампании ни у Бертье, ни у Наполеона, выехавшего на театр боевых действий в Германию, просто не доходили до всего руки. Улану пришлось на свой страх и риск отправиться в сопровождении шести нижних чинов в Париж, где он добился аудиенции у военного министра, направившего два письма императору от 15 апреля и 5 мая. Кларк, между тем, не спешил выделять новобранцев для символической воинской части (на тот момент в ней числилось 46 унтер-офицеров и рядовых), считая, что татары иностранных полков уже привыкли к службе в пехоте. Результативность всех попыток капитана Улана решить проблему свелась к вербовке всего 24 мусульман, лишенных экипировки, с которыми он прибыл в малое депо 1-го шеволежерского-уланского полка Императорской гвардии в немецкий город Фрайбург. Оттуда он писал в августе: »...здесь я могу быть полезен своим соотечественникам,которые меня понимают, только надо сделать что-то для нашей страны,мы и так принесли столько жертв и жертвуем добровольно нашими жизнями для его Августейшего Императорского Величества» 4. Усилия оказались не напрасны: роту литовских татар в полсотни строевых Улану удалось за короткое время обучить, обмундировать (наряду со старым костюмом ввели новый, в казачьем стиле: черная барашковая шапка с суконным шлыком, алая сорочка с желтым жилетом и темно-синие шаровары) и снарядить, после чего она приняла активное участие в битвах Саксонской кампании: при Люцене, Бауцене, Вуршене (по информации генерала Д'Отанкура, их численность на 11 июля, вследствие потерь в весенних боях, сократилась до двадцати шести татар, но позднее рота получила пополнение), Дрездене, Петер-свальде (где вместе с польскими шеволежерами татары наголову разбили прусских гусар), Лёвенберге, Вейссенфельсе, Альтенбурге, Лейпциге и Ханау. 9 декабря 1813 г. выжившие татары были сведены императорским декретом в созданный согласно ему 3-й полк разведчиков Императорской гвардии вместе с польскими линейными кавалеристами и 230 французскими солдатами. Им довелось участвовать во многих сражениях 1814 г.: при Бриенне, Ла Ротьере, Шампобере, Монмирайле, Вошаме, Вьё-Мэзоне, Шато-Тьерри, Монтеро, Мэрисюр-Сен, Ла Гильотьере деван Труа, Рокуре, Фисме, Берри-о-Баке, Корбени, Краоне, Лаоне, Реймсе, Арси-сюр-Об, Сен-Дизье, Витри. В течение Французской кампании из 48 литовских татар выбыло 6 человек убитыми, 2 раненными, 4 пропавшими без вести и 7 пленными (по другим данным, осталось всего 14 «татарских» разведчиков во главе с капитаном Уланом), что является подтверждением их доблести и верности императору, после отречения которого они предстали перед Александром I на смотре польских войск в Сен-Дени и оттуда вернулись в июне того же года в Литву 5. Безынициативность военного министра наполеоновской Франции Кларка по отношению к татарскому эскадрону сыграла драматическую роль в судьбе этого необычного подразделения. Формирование относительно крупного — в несколько сот кавалеристов — элитного корпуса, интегрированного в Гвардию, привело бы к притоку добровольцев, готовых служить императору. Тем не менее, факт существования эскадрона литовских татар является сам по себе уникальным свидетельством желания Наполеона иметь лиц любых национальностей и разных вероисповеданий в рядах своей армии.
Примечания 1. МИНЦ Л Сороктатар и не только это. - Вокруг света. 1991, № 8, с. 14-17; BRZEZINSKI R. Polish. Armies, 1569-1696. Oxford. 1988 (Men-at-Arms Series 188), p. 14-16. 2. P1GEARD A. Napoleon et les troupes Polonaises 1797—1815. De l'Аrmeе d'ltalie a la Grande Armee. Tradition Magazine. Hors Serie №8. Paris. 1999, p. 29. 3. Ibid., p. 30. 4. Ibid., p. 30-31. 5. Ibid., p. 32; Bukhari Emir. Napoleons Guard cavalry. London. 1978 (Men-at-Arms Series 83), p. 28.
Александр Балябин, историк, сотрудник зала беларусики и краеведения «Борисовской центральной районной библиотеки им. И.Х. Колодеева»
24 декабря 1812 года император Александр I подписал манифест, провозгласивший «вечное забвение» и «всемилостивейшее общее и личное прощение» всем жителям литовско-белорусских губерний Российского государства. Фактически объявлялась амнистия тем белорусам, которые воевали на стороне Наполеона и сотрудничали с французской оккупационной администрацией. Манифест позволил остановить маховик репрессий и свести к минимуму негативные последствия от социального раскола общества, расчлененного войной. …Несколько дней спустя после начала боевых действий с Россией Наполеон издал декрет о восстановлении Великого княжества Литовского – государственного образования, исчезнувшего с политической карты мира в результате трех разделов Речи Посполитой 1772, 1793 и 1795 годов. Взамен император потребовал от своего новоиспеченного вассала определенных союзнических обязательств. Гражданской власти в лице Комиссии Временного правительства, находившейся под надзором французского генерал-губернатора Гогенторпа, поручалось «заведывание финансами края, доставка провианта, организация местного ополчения, народной гвардии и жандармерии». Под «организацией местного ополчения» подразумевалось создание вооруженных сил ВКЛ. Планировалось, что эти силы будут задействованы в первую очередь для защиты тыловых коммуникаций и охраны важных стратегических объектов. По декрету императора в сжатые сроки необходимо было сформировать 5 полков пехоты и 4 полка кавалерии, общей численностью в 14 тыс. человек (10 тыс. пехоты и 4 тыс. кавалерии).
Пехотинец ВКЛ
Улан ВКЛ 25 июля Комиссия разослала на места распоряжения (продублированные 1 августа) о наборе кантонистов в пехотные и кавалерийские полки. Минскому департаменту предписывалось выставить 4307 человек, из которых Борисовской подпрефектуре отводилось поставить «361 рекрута в пехоту, по одному из каждых 124 душ, и 130 – в кавалерию, по одному всаднику со снаряжением с каждых 75 дворов».
Призыв в пехоту должен был пройти с 5-го по 30 августа, в кавалерию с 11 августа по 25 сентября. Будущий пехотинец должен был иметь от 17-ти до 34-х годов отроду, ростом не ниже 1 м 40 см, одет, обут и снабжен двухнедельным запасом провианта. Аналогичный минимум по росту допускался кавалеристам, но возрастная планка была повыше - от 18 до 36 лет. На вооружение и амуницию с каждых 50 дворов принудительно взималась сумма по «486 злотых и 15 грошей, т.е. около 1 р. 46 к. со двора». В случае, если «отдать в солдаты», не получалось, то требовалось внести «за каждого не доставленного рекрута-пехотинца по тысяче злотых, а за кавалериста по 1500». Подпрефектура взимала дополнительные 500 злотых при отсутствии лошади. Копытным тоже устанавливалась возрастная планка - от 5 до 8 лет. Декрет императора о рекрутском наборе коснулся и еврейского населения Борисовщины. Призыву евреи не подлежали. Поэтому требовалось внести по 2 тыс. злотых откупных «рекрутской подати, налаженной на них взамен личной повинности». Однако подкомиссары всех 11 кантонов Борисовской подпрефектуры жаловались, что «евреи податей платить не желают, …несмотря на все старания и на назначенную местами военную экзекуцию». В общем-то, и крестьяне не очень рвались в полки Наполеона. Белорусский исследователь В.Г. Краснянский в книге «Борисов и Борисовский уезд в Отечественной войне 1812 года» (1914) писал: «Дело поставки рекрут в Борисовской подпрефектуре шло очень плохо и к моменту срока поставки, 30-го августа, ничего не было сделано: хотя набор кое-где и был произведен, но в назначенные для приема новобранцев пункты добровольно никто не желал являться; в случае же отправки под конвоем, рекруты бежали с дороги, чаще всего при содействии конвоировавших их крестьян». Некоторые помещики обещали своим крестьянам «за хорошую службу» по возвращении передать в личную собственность земельный надел. Но ведь совсем не напрасно военный год службы идет за два мирных. В то неспокойное время война была делом обыденным и дожить до «дембеля» удавалось отнюдь не каждому. К сведению, французская солдатская лямка определялась шестью годами контракта, тогда как в русскую армию рекрут уходил служить на четверть века. Безоговорочно принимать утверждение о повальном бегстве рекрутов - значит грешить против истины. Среди добровольцев, становившихся под знамена Наполеона, можно было встретить «новых хлебопашцев», а именно бывший нижний слой шляхты, в том числе служивой (ординаты, выборные, земяне и т.д.), которых, в результате так называемого «Разбора шляхты», царские власти лишили привилегированного статуса и перевели в крестьянское сословие. В полки ВКЛ активно вступали патриотически-настроенные мещане и молодежь, а также шляхта жаждущая поквитаться с русским самодержавием за попрание их прав и вольностей. Борисовских кантонистов, определенных в пехоту, отправили на сборный пункт в Минск, где формировался 22-й пехотный полк под командованием полковника графа С. Чапского. В свою очередь будущих кавалеристов ожидали в Несвиже – штаб-квартире 18-го уланского полка, которым командовал полковник граф К. Пшездецкий. В эти полки зачислялись рекруты не только из Борисовщины, но также Минщины, Слуцкого, Дисненского, Бобруйского, Игуменского, Мозырьского, Речицкого и Вилейского уездов. Военный комитет Комиссии Временного правительства, на который легли основные тяготы по комплектованию полков, сразу столкнулся с целым рядом проблем. Не хватало ни ружей, ни снаряжения, ни обмундирования, которые приходилось доставлять из Герцогства Варшавского и Германских княжеств. Некоторое количество русских ружей привезли из уцелевших складов Вильно (Вильнюса) и Ковно (Каунаса). Продукция тульских оружейников, качественно уступавшая французским «фузеям», применялась при обучении строевым приемам и стрельбе. Полки ВКЛ формировались по образцу и подобию армии Герцогства Варшавского, подчиняясь непосредственно Главному штабу Великой армии. Единственным отличием от польской униформы был герб ВКЛ «Погоня», крепившийся на кивере вместо орла. Муштровали новобранцев польские офицеры, имевшие за плечами многолетний боевой опыт. К концу сентября вооруженные силы княжества были практически готовы. Хуже дела обстояли с кавалерией. Сказывалась нехватка лошадей, сбруи и времени на подготовку полноценного кавалериста. Организация уланских полков завершилась только к середине октября 1812 года, когда близилась развязка в военной кампании Наполеона. С приближением к Минску 3-й Западной армии под командованием адмирала П.В. Чичагова 22-й пехотный и 18-й уланский полки вошли в бригаду генерала Ф.К. Коссецкого. 13 (1) ноября состоялось их боевое крещение в «деле» при Новом Свержене и Мире. Первые же столкновения продемонстрировали низкие боевые качества солдат ВКЛ. Командир русского 2-го батальона 14-го Егерского полка, майор Я.О. Отрощенко вспоминал, что в Новом Свержене с «рассветом мы уже имели 700 человек пленными нижних чинов, более 10 офицеров и одного полковника, а с нашей стороны потеря состояла из одного офицера убитого в моем батальоне». В сражении при Койданове (ныне г. Дзержинск). После непродолжительного боя с частями русского авангарда 22-й пехотный был вынужден почти целиком сложить оружие. Погибло или попало в плен и большинство улан. Командир авангарда генерал-лейтенант К.О. Ламберт докладывал о более чем 3 тыс. пленных, взятых за два дня боев. И не удивительно! Наспех сколоченные полки, страдавшие плохой выучкой и дисциплиной, не могли противостоять русской регулярной армии, закаленной многочисленными сражениями. Как иронично заметил историк, этнограф и краевед Е.П. Тышкевич «Чичагов… едва сблизившись с ними под Койдановым, вынудил в беспорядке бежать горстку не привыкших к огню рекрутов, а потом без сопротивления занял Минск». Остатки 18-го уланского и 22-го пехотного присоединились к частям генерал-губернатора М. Брониковского, отошедшего к Борисову. В каждом из полков насчитывалось от 30 до 50 человек. Пехота осталась для защиты Борисовского предмостного укрепления, а уланы отправились к Черее, где стояли 2-й и 9-й армейские корпуса Великой армии с приказом доложить об обстановке и просить подмоги. После проигранного сражения за Борисов 21 (9) и взятого реванша в «деле» при Лошнице 23 (11) ноября, солдаты 22-го пехотного и кавалеристы 18-го уланского храбро сражались 26 (14) - 28 (16) ноября на правом берегу Березины в Стаховском лесу. Кому повезло уцелеть после Березины, того впереди ожидали военные походы и битвы в армии Наполеона, для других война окончилась в 1812 году.
Впрочем, каждая социальная группа населения края приход Наполеона отождествляла с конкретными свободами и преференциями. К примеру, беднейшие слои шляхты надеялись повысить свой сословный статус, мещане – вернуть некоторые из утраченных городских прав и вольностей, а для крестьян - католиков, православных или униатов - все чаяния сводились к обретению личной свободы и решению земельного вопроса. С другой стороны, часть поместной шляхты, невзирая на обостренное чувство патриотизма, не приветствовала приход Наполеона. За почти 20-летнее русское правление некоторые шляхтичи успели превратиться в типичных господ-хозяев, радетелей крепостничества. Наполеон виделся им не в качестве «освободителя», а скорее бунтаря-революционера, покушавшемся на святое - право распоряжаться крепостными как заблагорассудится.
— Просто я пытаюсь донести, что это была не наша война. Воевали между собой французы и русские. Русские по отношению к нам были захватчиками – люди, которые ликвидировали наше древнее государство — Великое Княжество Литовское, существовавшее 550 лет.
- удзельнік зараз на форуме - удзельнік па за форумам
Усе даты ў фармаце GMT
2 час. Хітоў сёння: 1
Права: смайлы так, малюнкі так, шрыфты так, галасаванне не
аватары так, аўтазамена спасылак укл, прамадэрацыя адкл, праўка не
- удзельнік зараз на форуме
- удзельнік па за форумам